**1 июня**
Сергей рос без матери. Сколько помнил себя, жил с отцом на окраине Нижнего Новгорода. Иногда навещала бабушка, папина мать. Она с напряжённой улыбкой сувала ему «Алёнку», ворчала на отца: «Не слушал меня, вот и тащишь крест один…»
Отец тут же обрывал её, указывал на дверь. Бабушка уезжала, поджав губы.
— Она меня не любит? — спрашивал Сергей, чуя сердцем её холод.
— Бред. Просто переживает. Она же тебя в ясли водила.
Но Сергей этого не помнил. Зато помнил, как отец вёл его в садик первым, оставлял у закрытых дверей. Смотрел, как другие мамы целуют детей. Отец никогда не обнимал его на прощанье. А так хотелось.
Папа был строг. Подъём в семь, хныканье пресекалось взглядом. Шаг у отца — широкий, Сергей бежал рядом, едва поспевая. Рука отца — шершавая, тёплая, крепко держала его ладонь.
— Где мама? — спрашивал Сергей, и лицо отца каменело.
— Уехала.
Если допытывался — грубо обрывали:
— Ты мужик или сопливая девчонка? Хватит реветь.
Сергей замолкал. Отец не бил его, но в гневе казался способным на всё.
В школе мамы одноклассников косились на отца, шептались: «Вот бы и наш так забирал…» По дороге домой Сергей тараторил о школьных делах, но отец молчал. Тогда он замыкался, обижался.
У других не было отцов — и ничего. А у него не было мамы — и это болело.
В первый класс отец привёл его, но забыл забрать. Сергей стоял у школы, пока бабушка одноклассника не отвела его домой. Так и ходил с ней два года.
Иногда он радовался свободе: другие мальчишки завидовали, что ему всё можно. Но ночами представлял, как мама обнимает его, целует в щёку…
— Классная наказала меня, — пробормотал как-то за ужином.
— За что?
— Дрался с Димкой. Но он первый начал!
— Бить — только за дело. Если нападут — давай сдачи, даже если сильнее. Понял?
Сергей кивал. С третьего класса он звал отца «папой» солидно, по-взрослому.
Однажды на катке он рассек колено, кровь залила валенок. Отец нёс его до дома на руках. Сергей прижимался к его шее, вдыхал запах кожи и махорки — самый родной в мире. Потом папа жёг рану зелёнкой, дул на ссадины. Этот момент Сергей помнил, как единственную ласку.
Отец ничему не учил его специально, но Сергей копировал каждое движение.
— Мама не любит меня? — спросил он однажды, ковыряя котлету.
— Забудь. Нет у тебя матери.
— Но ты же меня не рожал?
— Вырастешь — поймёшь. Ешь.
В седьмом классе Сергей обыскал всю квартиру — ни одной материнской вещи. Только фартук на гвозде.
Отец учил: «Разбирайся сам». Удивлялся, когда в дневнике писали: «Драка с Петровым», «Сбежал с урока».
— Почему на уроке? Разборки — на перемене!
— Он про маму гадости говорил…
Лицо отца дернулось.
— Из-за неё не стоит. У всех есть слабости. Найди его — и бей туда.
Сергей не понял, но научился: если задирают — грозился рассказать всем, что Петров боится пауков. Задиры отступали.
К девятому классу он перерос всех. Дрался жёстко, но теперь — за дело.
Классная, тощая «Единичка», пришла жаловаться отцу.
— Ваш сын — хулиган! Вы совсем им не занимаетесь!
— Учу его работать. А учить — ваша задача.
Она хлопнула дверью. Отец вздохнул:
— Не хочешь учиться — иди подметать улицы. Детям потом стыдно будет за тебя.
Стыд сжёг Сергей. Он взялся за ум.
На выпускной отец купил ему тёмно-синий костюм вместо белого.
— Ты что, на свадьбу собрался?
На самой вечеринке Сергей перебрал шампанского — тошнило. Никакого удовольствия.
Он сам поступил в политех. Отец впервые сказал: «Молодец».
Потом Сергей влюбился.
— Пап, почему ты не женился снова? Мама тебя предала?
— Все они… — отец стиснул зубы.
Через год Сергей сообщил:
— Женюсь. Катя беременна.
Отец усмехнулся. Сергею захотелось ударить его.
На свадьбе отец поднял бокал:
— Будь мужиком.
Катя встала:
— Спасибо вам за такого сына.
Отец улыбнулся — впервые.
Через месяц Сергей застал его небритым, в мятой рубашке.
— Переезжай к нам.
— Не надо.
Однажды, после рождения дочки, они выпили коньяк.
— Расскажи про маму.
Отец разжал кулаки.
— Любил её. А она… изменила с моим же другом. Когда тебя родила, он сказал, что ты не мой. Я сломал ему нос. Она юлила… Выгнал.
Он разбил рюмку в ладони. Сергей перевязал рану, как когда-то ему — коленку.
Ехал домой и думал: кто он — отец или чужой, пожалевший подкидыша? Но разве важно?
Отец не был нежным. Но любовь — не в словах. Он не женился, не сдал Сергея в детдом.
Теперь они молча понимали друг друга. Отец приезжал гулять с внучкой.
— Он мой. И точка, — говорил Сергей Кате.
— А маму не ищешь?
— Нет. У меня есть отец.
И больше он не задавался вопросами.
**Вывод:** Любовь — не в объятиях, а в том, чтобы не сломаться. Даже если мир назовёт тебя чужим.