Варя устало шагнула в прихожую. С улицы валил колючий ноябрьский ветер, осыпая её плечи мокрым снегом. Она еле скинула сапоги и повесила пальто, как вдруг услышала:
— Привет, зайка! — Витя, как всегда, встретил её с улыбкой, от которой сразу стало теплее.
— Привет… — вздохнула она, потирая виски. Голова гудела после десятичасового рабочего марафона.
— Ужин готов. Садись, — он ловко подхватил её сумку.
— Сейчас только переоденусь и… — начала Варя, но он перебил:
— Всё уже на столе. Иди грейся.
Она замерла, потом слабо улыбнулась:
— Спасибо… Я сегодня как выжатый лимон.
На кухне пахло щами, драниками и чаем с малиновым вареньем. Варя рухнула на стул, а Витя тут же подсунул ей тарелку.
— Ну, как день? — начал он, но тут зазвонил телефон.
Неизвестный номер.
— Алло?.. — её лицо вдруг побелело. — Что?.. Как так упала?! Где вы? Я еду!
Через пятнадцать минут она уже мчалась в такси. Мама поскользнулась на обледеневшей ступеньке у подъезда — компрессионный перелом позвоночника. Операция, полгода строгого постельного режима.
В палате лежала женщина, которая ещё вчера ругалась из-за пересоленного супа и сама мыла окна. А теперь — беспомощная, прикованная к кровати. Варя глотала слёзы.
Витя был рядом с первого дня. Носил передачи, сидел с тёщей, когда Варя не могла, рассказывал, как на Троицком бульваре распустились каштаны.
Когда маму выписали, начался ад. Работа, аптеки, уколы, перевязки, капризы — у Вари сдавали нервы. Однажды вечером она приползла к Вите и разрыдалась:
— Я не могу… Это слишком… И ещё я виновата…
Он молча пошёл в комнату — и начал складывать вещи в чемодан.
— Ты куда?! — испугалась она.
— К тебе. Если тебе тяжело — значит, это моя тяжесть тоже.
Варя не верила. Мама у неё — характер ещё тот: колючая, как ёж, чужих на порог не пускает. Но Витя вписался. Без жалоб. Утром варил кашу, смешил тёщу анекдотами, терпел её едкие замечания. А когда началась реабилитация — водил маму под руку, поддерживал на лестнице, помогал делать упражнения.
Подруги, которые раньше шептались: «Ну сколько можно на одном энтузиазме?», теперь завидовали. Не у каждой мужик встаёт в пять утра, чтобы поменять простыни после «аварии» у тёщи, или сам штопает носки, потому что новые купить некогда.
Однажды Варя, глядя, как он аккуратно вытирает маме лицо, прошептала:
— Я боялась, что ты сбежишь… А ты…
Он пожал плечами:
— Любовь — это не коттедж в Рублёвке. Это когда ты держишь человека за руку, даже если он не может тебе ничего дать взамен.
Через полгода мама снова варила борщ. А ещё через два — ворчала, что «зять у неё — золото, не мужик».
Тем временем Витю повысили. Первое, что он сделал — снял трёшку в Чертаново, с большой кухней, где можно было пить чай под шум дождя.
И именно там он сделал предложение.
Варя сказала «да» без раздумий. Не из-за денег. А потому что увидела — он тот, кто не сбежит, когда трудно. Кто любит не словами, а делами.
А когда подруга спросила:
— Ну что, всё ещё мечтаешь о Бали и бриллиантах?
Варя рассмеялась:
— Да. Потому что самое дорогое — не в ювелирном. Оно сидит рядом, когда ты ревёшь, и суёт тебе бутерброд с колбасой, приговаривая: «Ешь, солнышко, всё наладится».
И от этого тепла мир казался чуть добрее.
