Моя жена внезапно слегла — резкая боль в животе. Я узнал, что её экстренно отправляют на операцию: берегите тех, кто вам дорог
Всё меняется в один миг. Ещё вчера я ругался с женой из-за пустяков, а сегодня сижу в пустой квартире, задыхаясь от тоски и ужаса. Моя Алина внезапно заболела, и этот день стал самым страшным в моей жизни. История о том, как я почти потерял самое ценное и осознал, что значит дорожить близкими.
Всё началось с её стона. Алина скрючилась от боли, побледнела, не могла даже говорить. Я вызвал скорую, врачи быстро осмотрели её и повезли в больницу на окраине Нижнего Новгорода. Я мчался следом, сердце колотилось, будто пыталось выпрыгнуть из груди. В больнице мне холодно сказали, что Алину готовят к экстренной операции, и велели идти домой. «Позвоните через пару часов», — бросили мне. Я стоял в коридоре, оглушённый, не понимая, как дышать дальше.
Вернулся домой — тишина ударила по сердцу. Повсюду остатки нашей жизни: разбросанные вещи, недопитая чашка кофе на столе, остывшая, как мои надежды. И тут я осознал: последнее, что связывало нас с Алиной, — это бесконечные ссоры. Глупые, ничтожные ссоры из-за ерунды.
Денег вечно не хватало. Алина, как мне казалось, тратила бездумно. Вчера она купила крохотную упаковку мандаринов. Зимой! За бешеные деньги! Я ворчал, что это расточительство, что мы не олигархи. «Кому нужны эти три мандарина?» — бросал я ей. Она молчала, а я продолжал пилить. На полке в ванной стоял её новый крем. Тоже недешёвый. Я опять злился, твердил, что это блажь.
На плите остался горшок с щами. Сколько раз я просил её варить меньше? «Нас всего двое, кому это есть?» — раздражался я. Теперь эти слова звенели в голове, как проклятие. Двое. До сегодняшнего дня нас было двое.
Я включил компьютер, чтобы отвлечься, но выскочила реклама санатория в Сочи. Алина мечтала туда съездить. «Это слишком дорого, — отрезал я. — У нас ипотека, надо думать о будущем, о ремонте, о машине». Я всегда находил причины отказать ей в мечтах. А сейчас? Сейчас я сидел в пустой квартире и ненавидел себя за каждое сказанное слово.
Раньше меня бесило, что она подолгу красится перед зеркалом. Я стучал кулаком по двери, ворчал, что она тратит моё время. Теперь ванная пуста. Никто не мешает. Можно раскинуться на всей кровати, никто не стащит одеяло. Можно курить на кухне — Алина орала бы: «Ты совсем рехнулся? Прекрати!» Можно пить водку, смотреть хоккей, не слыша её возмущений. Но мне не хочется. Без неё всё это пустота.
На спинке кресла висел её халат с вышитым мишкой. Скомканный, она едва успела переодеться, когда приехала скорая. Я взял его, разгладил, потом прижал к лицу и разрыдался. Халат пах ею — родным, тёплым запахом. Одиночество накрыло с головой. Эта квартира, где мы жили вместе, теперь казалась чужой. Почему я всегда искал повод для склоки? Почему жалел денег на её маленькие радости? Те мандарины… Может, они были последним, что её порадовало?
Я сидел в темноте, вытирая слёзы её халатом, и думал, как мелочно всё, за что я цеплялся. Деньги, планы, вещи — всё это прах по сравнению с её смехом. Я молился, чтобы она выжила, чтобы у меня был шанс всё исправить.
Позже я позвонил в больницу. «Операция прошла нормально», — сказали мне. Я сорвался с места, как угорелый. По пути заскочил в магазин и скупил все мандарины — три килограмма. Дорогущие, не самые сладкие, но теперь — бесценные. Я нёс их, будто нёс своё покаяние.
В палате я раздал мандарины всем — медсёстрам, соседям. Все улыбались, благодарили. Алина пока не могла есть, но я сидел рядом, держал её руку и был счастлив. Счастлив, потому что она жива. Потому что она здесь. Я поклялся себе, что больше не буду скупиться на её мечты, на её радости. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на ссоры.
