Сын на опеке: мечты о счастье обернулись безразличием и болью

**Сирота по судьбе: мечтали о счастье, а получили пустоту**

С самого начала брака мы с Антоном грезили о ребёнке. Но судьба будто испытывала нас на прочность. Пять беременностей — и каждый раз боль, кровь, шёпот врачей: «Не судьба». Врачи в Нижнем Новгороде лишь разводили руками. И настал момент, когда мы осознали: больше ждать нельзя. Жизнь утекает сквозь пальцы, а в доме — гробовая тишина. Ни детского смеха, ни топота босых ног по утрам.

Решение пришло само собой. Мы подали документы на усыновление. Очередь на младенцев растянулась на год. Но когда нам позвонили — это было как чудо. Илья. Маленький, испуганный мальчуган с глазами, полными вопросов. Ему едва исполнился год. Мы полюбили его сразу, без оглядки. Никогда не думали, что он «чужой». Он был наш. Долгожданный.

Илья рос тихим, добрым ребёнком. Беспокоило лишь одно — никакого интереса к учёбе. Сколько ни уговаривали, ни ругали — всё как об стенку горох. Кое-как дотянули до 9 класса, а потом он сам выбрал техникум. Мы выдохнули: может, нашёл себя. Расслабились. Ушли с головой в работу — решили, парень взрослый, пусть сам отвечает за свои поступки.

Но однажды мне позвонили прямо на работу.
— Ваш сын не появляется на занятиях. Его собираются отчислить. Больше никто за него не в ответе, — равнодушно сообщил куратор.

Антон тут же сорвался и поехал разбираться. Уговорил, пообещал, замёл конфликт. Дали последний шанс. Мы поговорили с Ильёй. Он кивал, клялся, что возьмётся за ум. Но хватило его ровно на месяц.

В следующий раз документы просто вручили мне в руки. Без лишних слов.
— Ваш сын не просто прогуливает. Он хамит, угрожает, на прошлой неделе наорал на завуча. У нас нет причин это терпеть, — холодно сказали мне.
Куратор лишь вздохнул и вежливо попросил больше не беспокоить.

Теперь Илья дома. Ему 17. Учиться не хочет. Работать — подавно. Целыми днями сидит в телефоне, огрызается, если попросить помочь. А недавно я заметила — начал пить. Сначала бутылки под кроватью, потом — перегаром несло даже через закрытые двери. Пробовали говорить. Молча слушает, потом хлопает дверью и уходит на улицу.

Ходили к психологу. В платную клинику. Ноль реакции. Сидел, сцепив руки, смотрел в пол. В конце концов психолог развёл руками: «Подростковый бунт. Но с вами он выстроил стену». Мы бьёмся об эту стену уже три года. Всё без толку.

Мы не виним Илью. Но сердце рвётся на части. Мы дали ему всё: любовь, дом, заботу. Вытащили из системы, где он мог пропасть. А теперь чувствуем себя бессильными. Он не благодарен — он безразличен. И это хуже всего. Он будто не здесь. Живём в одной квартире, но как посторонние.

Где мы ошиблись? Слишком любили? Недостаточно строгости? Или, наоборот, давили?

Я не хочу сдаваться. Он же наш сын. Не по крови, но по судьбе. Но с каждым днём он становится холоднее, раздражительнее, дальше. Боимся, однажды он уйдёт — и даже не обернётся.

Если вы через это прошли… если знаете, как достучаться, пока не поздно — помогите советом. Я больше не верю психологам, верю только тем, кто пережил подобное.
Мы не сдаёмся. Но что делать?.

Оцените статью
Сын на опеке: мечты о счастье обернулись безразличием и болью
Когда родительская встреча открывает все карты для невесты