**Лето, которое изменило всё**
— Я переезжаю к Дмитрию! — заявила я, захлопывая чемодан. Мама стояла в дверях, лицо её побагровело.
— Потаскуха! Чтобы ноги твоей здесь не было, когда приползёшь с животом! — крикнула она, пнув чемодан, будто он был виноват.
«Странно, — мелькнуло у меня в голове, — а ведь ты так мечтала о внуках…»
Мне было двадцать три, и я жаждала новой жизни. Мамина тоска грызла сердце, но её контроль душил ещё сильнее. Я мечтала о простом — жить без вечных упрёков. И вот я стала предательницей, бросившей мать ради мужа.
Мама осталась одна. Её энергия, привыкшая командовать, теперь не находила выхода. Она лезла к соседям с советами, но те, как и я, хлопали дверью. Мама начала болеть — то сердце, то давление. Её звонки были полны недомолвок, трубка падала со стуком после разговоров, а в прихожей пахло валерьянкой. Я велась на эти манипуляции, и моя счастливая жизнь с Димой омрачалась её тоской.
Тогда я решила: маме нужен новый «объект» для заботы. Кто-то, кто будет выводить её из себя, как я в юности.
— Завтра едем на птичий рынок — брать кота для мамы, — объявила я за ужином.
Дмитрий лишь кивнул, уплетая мой борщ. Он с детства жил один, питался пельменями и к тридцати заработал гастрит. Когда я появилась в его жизни с домашней едой, он готов был согласиться на что угодно, лишь бы я продолжала готовить.
—
Утром мы поехали в соседний район. Рынок встретил нас гамом и едким запахом навоза. У меня закружилась голова. Сначала я решила, что это от голода — сидела на дурацкой диете, заменяя обед кефиром. Но скоро поняла: дело не в еде. Меня давила тоска, исходившая от животных. Они смотрели на меня умоляющими глазами, будто просили: «Возьми меня, пожалуйста».
Я не разбиралась в кошках. Хотелось чего-то особенного — пушистого, с голубыми глазами, а может, лысого, как сфинкс. Глупости, конечно. Голова гудела всё сильнее. Мне хотелось распахнуть клетки и закричать: «Бегите!» Но я лишь шла мимо, чувствуя, как на мне висят десятки взглядов.
— Давай уйдём, — выдохнула я Диме.
— Без кота? — удивился он.
— Ладно… возьми вот этого, — ткнула пальцем в первую попавшуюся морду.
На меня уставился потрёпанный рыжий кот с выражением «Ну и че?» Идеально для мамы. Они будут ругаться, и её энергия найдёт выход.
— Сколько? — спросила я продавца.
— Пятнадцать тысяч.
— Что?! — я едва не поперхнулась.
— Это британский вислоухий! — гордо заявил он.
Я не знала, что это за порода, но звучало дорого. Взглянула на Дмитрия. Мы только начали работать, денег хватало на еду и квартплату. Пятнадцать тысяч — это моя зимняя куртка, на которую копили.
— Берём, — вдруг выпалила я.
— Дороговато, — пробурчал Дима.
— На любви не экономят!
— Любовь даром даётся, — огрызнулся он. — У бабки во дворе котят даром раздают…
— Это породистый! — встрял продавец.
— Да, породистый! — поддержала я.
— И кому ты это докажешь? Мышам на даче?
Я злилась. Дима был прав, и это бесило. Развернулась к выходу, и тут из-под прилавка выскочил котёнок — серый, лохматый, с огромными испуганными глазами. Подняла его, озираясь:
— Чей?
— Безродный. Выкинь за забор, — махнул рукой продавец.
Дмитрий взглянул на котёнка.
— Вот такого я и представлял для твоей мамы.
— Почему?
— Он уже научился выживать.
Мы молча пошли к машине. Котёнок прижался ко мне, старательно вылизывая лапу. Он мне нравился, хотя и был неказист.
— К маме? — спросил Дима.
— Нет, сначала в порядок привести. Вымыть, от блох обработать.
—
Дома выяснилось, что котёнок — девочка. Настоящая бандитка. За день она ободрала обои, зарылась в Димин свитер, порвала мои колготки и устроила цирк, гоняясь за собственной тенью. Мы сводили её к ветеринару, вымыли, надели ошейник.
За неделю она превратилась в пушистую проказницу. Ела, урча, как мотор, драла когтями диван, спала на спине, подставляя животик. Мы назвали её Муся — просто так, ласково.
Пришло время везти её маме. Но мы всё откладывали. Голова снова болела — чёртов кефир! Муся носилась по квартире, не подозревая, что её ждёт новая хозяйка.
Наконец собрались.
— Лови её, — хмуро сказал Дима. Ему не нравилась эта затея.
Вышли на жару. СеНо так и не доехали — Муся свернулась клубочком у меня на коленях, а мы переглянулись и поняли, что уже не сможем с ней расстаться.
