Тяжёлая ссора из-за наследства
Когда скончалась моя бабушка, Людмила Степановна, оставив мне свою квартиру и скромные сбережения, я, Варвара, испытывала странную смесь скорби и облегчения. Это был её прощальный дар, доказательство того, что она никогда не переставала обо мне заботиться. Но прежде чем я успела осмыслить потерю, в мою жизнь ворвалась мать — Галина Владимировна, которую я не видела больше двадцати лет. Она нашла меня внезапно, без предупреждения, и сразу заявила: «Варя, нужно продать бабушкино имущество и поделить выручку пополам». У меня перехватило дыхание. Женщина, бросившая меня в детстве, теперь претендует на моё наследство? Это не просто спор о деньгах — она вновь разрывает старую рану.
Мне тридцать два, я замужем за Дмитрием, у нас своя жизнь, свои мечты. Бабушка растила меня с тех пор, как мне исполнилось десять. Галина Владимировна тогда просто исчезла — уехала «искать счастье», оставив меня на попечение старушки. Ни звонков, ни писем, ни интереса к моей судьбе. Людмила Степановна заменила мне всех: была и матерью, и отцом, и верным другом. Она крутилась на двух работах, чтобы я могла учиться, пекла для меня пироги с вишней, учила вышивать крестиком. Её квартирка, скромная «двушка» с выцветшими обоями, стала моим домом, моей крепостью. Теперь, когда её не стало, эти стены — единственное, что связывает меня с ней.
Мать объявилась через месяц после похорон. Я даже не понимала, как она меня отыскала. Позвонила так, будто между нами не было двадцати лет молчания, и сказала: «Варь, давай встретимся, поговорим». О чём? Я надеялась, что она хочет извиниться, попытаться загладить вину. Но уже в кафе, едва сделав глоток кофе, она перешла к сути: «Квартиру продаём, деньги делим. Я тоже имею право». Право? У меня сжались кулаки. Она сбежала, не помогала ни рублём, не звонила даже в трудные моменты, а теперь требует свою долю?
Я пыталась сдержаться: «Мама, ты не была рядом. Бабушка одна поднимала меня. Какое у тебя право?» Она сделала обиженное лицо: «Я твоя мать! У меня тоже жизнь не мёд». Не мёд? Значит, у нас с бабушкой была сказка? Я вспомнила, как Людмила Степановна ночами вязала на заказ, чтобы собрать мне на новое пальто. А Галина Владимировна в это время «устраивала свою судьбу» далеко от нас. Я твёрдо ответила: «Бабушка всё оставила мне. Такова её воля». Но мать не отступала: «Не договоримся — пойду в суд».
Суд? Это слово переполнило чашу. Женщина, два десятилетия не вспоминавшая о дочери, теперь готова тягаться за бабушкины квадратные метры? Я вышла из кафе, стиснув зубы. Дома Дмитрий взорвался: «Варя, она не имеет никаких прав! Это твоё — и точка!» Но я не могла успокоиться. Дело не в деньгах — это память о бабушке, о её тепле. Продать её дом — значит предать всё, что она для меня значила. А отдать часть матери, выбросившей меня из жизни? Нет, этого я не переживу.
Я перебирала прошлое, пытаясь понять мотивы матери. Бабушка редко говорила о ней, но я знала — Галина Владимировна уехала за границу, грезила о роскоши. Видно, не сложилось, раз она вернулась с пустыми руками и вспомнила про дочь. В голове мелькала мысль: может, отдать ей часть, лишь бы отстала? Но я представляла взгляд Людмилы Степановны и понимала — не смогу. Это не просто стены, это мой долг перед ней.
Подруга, выслушав меня, посоветовала: «Варь, найми адвоката. Если завещание на тебя, у неё нет шансов». Так я сделала. Юрист подтвердил: документы в порядке, мать не получит ничего, если не докажет, что была на бабушкином иждивении. Но меня пугало не это. Я боялась, что эта война похоронит последний шанс на примирение. Я мечтала, что она вернётся раскаявшейся, что мы сможем начать всё с чистого листа. Вместо этого — битва за наследство.
Теперь я жду развязки. Мать осаждает звонками — то умоляет «подумать», то грозит судом. Я молчу, но каждый её звонок режет по живому. Дмитрий шепчет: «Держись, мы справимся». Но где-то в глубине гложет вина. Может, я слишком жестока? Может, стоило уступить? Но я вспоминаю бабушкины морщинистые руки, её тихий голос: «Варенька, это твой дом». И знаю — не отдам. Не из-за денег. Ради неё. А мать пусть пожинает то, что посеяла. Как и я.
