«Убери свою кошку, Вова важнее!» — как сестра нагрянула без спроса и попыталась выселить мою любимицу
— Мы на денёк-другой, не волнуйся. Такси сами поймаем, встречать не надо. — раздалось в трубке в пятничную ночь, когда я уже закутывалась в одеяло после недели, будто мешками таскала.
Я остолбенела. Сестра. Галя. Со своим сорванцом. Без спроса. Без предупреждения. Просто «мы уже едем». Ни «можно ли», ни «не помешаем ли». А ведь она отлично знала — не терплю незваных гостей. Особенно тех, кто воображает, будто в моих стенах можно диктовать законы.
Живу я в Ярославле. Квартирка скромная, тихая, с видом на старый парк. И главное — с моей кошкой Муськой. Мы семь лет душа в душу. Она — мой антидепрессант, будильник и молчаливый психолог. Дом без неё — пустой ящик. И вот, когда Галя с сыном ввалились в прихожую, первое, что она сделала — зашипела на Муську:
— Кыш, пошла вон!
Кошка, привыкшая быть полноправной хозяйкой, окаменела. Горбом выгнула спину, уши прижала. А в следующее мгновение её шестилетний Вова швырнул в неё кроссовком. Муська метнулась под диван. А Галя только хихикнула, словно это было забавное представление.
— Вовка, так нельзя! Кошка — живая. Это её дом, и обижать её негоже, — сквозь зубы прошипела я, чувствуя, как дрожь поднимается от кончиков пальцев.
Галя закатила глаза:
— Отдала бы её кому на время. У Вовки аллергия на шерсть. Сейчас начнёт чихать и кашлять. Может, соседка возьмёт? Или выпусти во двор — пусть подышит. Заодно поймёт, как коты по-настоящему живут.
Во мне уже клокотало, будто самовар перед кипением. Но голос сохранила ровным:
— Галя, Муська — не вещь. Она никогда не была на улице. И отдавать её никому не собираюсь. Если у Вовки аллергия — надо было предупредить. Я бы отвезла её к тёте Люде или купила таблетки. А сейчас — извини, но это не я виновата.
— Ты что, готова рисковать здоровьем моего сына?! — гаркнула сестра, выставив вперёд подбородок. — Быстро что-то решай!
— Могу дать адрес гостиницы или помочь снять квартиру на сутки. Сама же сказала — «на денёк».
— А может, ты свою кошку в съёмную поселишь, а нас здесь нормально приютишь? А то мы приходим, а нас — за дверь! — и, не дожидаясь ответа, Галя распахнула мой холодильник, будто в своём собственном.
Я опустилась на табурет, посмотрела ей прямо в зрачки и тихо сказала:
— Нет, Галя. Если что-то не нравится — вон дверь. Гостям я рада, но и себя не забываю. Могу позвонить тёте Шуре — она риелтор, найдёт тебе жильё хоть на ночь.
— Ты серьёзно?! Из-за какой-то лысой кошки нас на улицу выставить готова? Мы что, теперь должны по углам её шерсть вылизывать?!
Я молча вышла в комнату. Через полчаса Галя вызвала такси. Ни «пока», ни «прости». Вова, кстати, так ни разу и не чихнул.
Когда они уехали, Муська осторожно выползла из-под дивана, потянулась и прыгнула мне на колени. Тёрлась мордочкой о ладонь, урча, а у меня по щеке скатилась слеза. От злости. От досады. От мысли, что родная сестра посчитала мою любимицу мусором, который можно вынести на помойку.
Я набрала маму. Рассказала всё. Она вздохнула и устало пробормотала:
— Ты знала, что у Вовки нет аллергии? Галя просто хотела покомандовать. Поставить тебя на место. Видно, у неё в Калуге дела плохи, вот и приехала «на чужой спине в рай въехать».
Я ничего не ответила. Только поняла одно: те, кто не уважают твой дом и тех, кто в нём дышит — будь то люди или звери — не заслуживают даже минуты под твоей крышей. Даже если они — твоя плоть и кровь.
