Тишина иногда ранит сильнее крика. Год назад мама холодно бросила мне: «Ты мешаешь мне жить». В тот момент во мне что-то надломилось — тихо, но навсегда. А теперь она названивает без конца, приходит без спроса, швыряет упрёки и требует внимания. Её одиночество — моя вина. Её пустота — моя обязанность. Вот только все почему-то забыли, с чего всё началось…
Меня зовут Алевтина. Я родилась в Нижнем Новгороде. У меня есть муж, маленький сын, работа и та боль, о которой до сих пор сложно говорить. Моё детство пахло дешёвым самогоном, за стеной гремели скандалы, а мать плакала в подушку. Отец пил. Не по праздникам — а до потери памяти. Потом приходил домой в ярости, бил мать, унижал нас обоих. Я молилась, чтобы она ушла. Но мать терпела.
Когда я поступила в вуз, мы с ней остались вдвоём — отец исчез. Или исчез бы, если бы не умерла бабушка. После похорон мать наконец подала на развод, и мы с ней остались в двушке, которую бабка завещала нам поровну.
Я перебралась в общагу — чтобы не тратить время на дорогу и хоть немного пожить своей жизнью. На выходные приезжала, помогала. Но когда я получила диплом, мы с моим Сашей решили пожениться. Встал вопрос — где жить. Я набралась смелости и предложила пожить у мамы первое время. Всё-таки это и моя квартира.
Её ответ врезался в память:
— А я когда для себя жить начну?! Хватит! Я своё отстрадала!
Я не спорила. Не плакала. Просто развернулась и ушла. Свекровь тут же предложила нам переехать к ним. Мы согласились. Тогда я ещё верила — мать просто устала. Имеет право. Обиду затаила, но виду не подавала. Просто перестала лезть в её жизнь.
Потом я забеременела. Мы не планировали, но и не испугались. Саша взял подработку, я перешла на удалёнку. Свекровь стала моим спасением — нянчилась с малышом, давала мне выспаться, поддерживала. Мы копили на квартиру. Трудно, но справлялись.
А мать… не позвонила ни разу. Ни во время беременности, ни после родов. Ни звонка, ни интереса. Как будто нас не существовало.
А потом, спустя год, началось. Звонки каждый день. То «мне скучно», то «давление скачет», то «ты меня забыла». Стала приходить без предупреждения, требовать, чтобы я таскала к ней внука. Упрекала:
— Я тебя вырастила, а ты даже поговорить со мной не хочешь! Неблагодарная!
И тогда мне стало по-настоящему больно. Не из-за её слов — а из-за того, что ей так легко забыть, как сама вытолкнула меня, когда мне нужна была помощь.
Она не пришла, когда я тряслась от страха перед родами. Не спросила, как я справляюсь с бессонными ночами. Ни разу не взяла внука на руки. А теперь ей вдруг понадобились моя любовь, забота, внимание. Как будто ничего не случилось. Как будто я обязана.
Саша говорит — у неё, скорее всего, мужчина появился, а потом бросил. Вот она и вспомнила про меня. Теперь я — её «проект». Но я — не кукла. У меня своя жизнь. Семья, ребёнок, работа. Я не могу быть жилеткой для человека, который сам когда-то вычеркнул меня из своей судьбы.
Не знаю, что делать. Молчать — невыносимо. Ругаться — не хочу. Но и прощать по умолчанию — больше не могу. Быть дочерью — не значит быть вечной жертвой. Любовь нельзя требовать по заявке. Особенно у того, кого ты сама когда-то отвергла.
