«А с чего это мне уезжать?!» — или как свояченица с мужем превратили наш дом в казарму и требовали остаться
Когда Татьяна, младшая сестра моего мужа, стояла посреди нашей кухни с театральным удивлением на лице и вопрошала: «А с чего это нам уезжать?» — у меня в груди всё перекосилось. Я не могла поверить, что человек, которому мы подставили плечо, теперь смотрит на нас, как на изменников. И всё это — с кастрюлей щей в одной руке и моими тапками на ногах.
А началось всё как в плохом анекдоте.
Мы с мужем, Дмитрием, живём в Ростове-на-Дону. Снимаем трёшку. Да, метраж приличный, но и тяжко: платим сами, без родительских подачек. Оба вкалываем, выматываемся, но держимся. Взяли машину в кредит, по копейке откладываем. Не купаемся в золоте, но и не бедствуем.
И вот однажды Дмитрий пришёл домой с лицом, как после разговора с налоговой.
— Надо Вере помочь, — прошептал он, плюхаясь на диван.
— Чем? Денег нет. Ты ж знаешь, после авто хоть шаром покати, — огрызнулась я.
— Проблемы у них. С жильём. Квартиру потеряли.
Позже выяснилось, что свояченица с мужем запутались в кредитах — брали дорогие шубы, ужины в «Метрополе», айфоны в рассрочку. Всё — для понтов, всё — «как у порядочных». А потом платить перестали. Пришли коллекторы. И всё, что было, испарилось.
Мы их приютили. Потому что родня. Потому что душа болит. Потому что тогда ещё думали — ненадолго.
Полгода. Шесть месяцев кромешного ада.
Они не работали. Спали до обеда, жрали, смотрели «Дом-2», ругали «тупых начальников» и «проклятый капитализм». Я приходила с работы, готовила на всех, убирала, стирала, и снова — вкалывать. Вера даже чашку за собой помыть не удостаивалась. Предложила ей место у нас в конторе — нос воротила. Мол, «Я в депрессии. Мне надо отойти». И дальше валялась на диване, потягивая капучик, который я, разумеется, покупала.
И я терпела. Потому что Дмитрий просил. Потому что неловко. Потому что «ну как-то же надо».
Пока однажды не зашла в ванную — а там опять их грязные трусы на полу. Я смотрела на это и вдруг осенило: всё.
На следующий день я собрала волю в кулак. Мы с Верой уселись на кухне.
— Таня, так больше не будет. Помогу найти комнату, но вам с Игорем надо съезжать. Мы сдуваемся. Это не барак для бездельников.
— А с чего это мне уезжать? Мы вам мешаем? Вы нас ненавидите? — вспыхнула она.
— Таня, не разводите сопли. Обещали — ненадолго. Полгода вас тащим. Вы даже пальцем не пошевелили. Я больше не могу. Устала. Хочу покоя.
Она обиделась. Схватила вещи. Назвала меня гадюкой. Обвинила, что я разбила их семью. Что завидовала всё это время. А через две недели… устроилась. Нашла работу. Нормальную. Бросила Игоря. Сняла однушку. Начала жить, а не прозябать.
Теперь, оглядываясь, понимаю: иногда лучшая помощь — перестать быть костылём. Потому что пока кто-то тащит на себе, другой и шагу не сделает.
Я не горжусь, что выставила родню. Но горжусь, что выбрала свою семью. Ту, где уважение важнее, чем «а вдруг осудят».
