«А могли бы и мне одну отдать!» — как тёща чуть не разрушила нашу семью из-за жилья
Иногда просто хочется тишины. Без криков, упрёков, вечных «ты должен». Жить в своём углу, с любимым человеком, дышать полной грудью. Мы с Катей этого добились. После моего повышения и перехода на удалёнку мы продали московскую квартиру и купили дом под Сергиевым Посадом. Простор, берёзы за окном, воздух, пахнущий грибами — всё, о чём мечтали.
Катя занимается рукоделием — шьёт кукол на заказ. Дамы приезжают даже из столицы, запись на месяцы вперёд. Для неё это не доход, а радость. А мне важно видеть её счастливой.
В городе оставалась однокомнатная — не продали, сдали. На чёрный день или если вдруг решим вернуться. Но покой длился недолго. Потому что на эту квартиру положила глаз… тёща.
Вера Степановна — дама с характером. Режет правду-матку, не стесняясь. Живёт с младшей сестрой — вечной искательницей приключений. Как Катя выросла такой разумной — загадка.
А жильё Веры Степановны испарилось, когда она вложилась в сомнительный «инвестиционный клуб». Мы уговаривали, умоляли, даже скандалили — бесполезно. В итоге — долги, суды, и квартира канула в Лету.
Из жалости купили ей комнату в хрущёвке. Не дворец, но с ремонтом, отдельной кухней. Хоть не на улице. Но, видимо, зря. Через месяц Вера Степановна начала вздыхать, что мы «купаемся в роскоши» — и дом, и квартира, а она, бедная, «в клетушке».
А потом явилась без предупреждения — с сестрой, разумеется. За чаем, будто между делом, бросила:
— Взяли бы да подарили мне одну квартирку. У вас же их две! А мне под старость в этой каморке дышать?
Я чаем поперхнулся. Катя замерла. Сдержавшись, я сказал, что уже помогли. Тёща фыркнула:
— Это не помощь. Это — унижение. Я вам не чужая, между прочим!
Меня бросило в жар. Не от злости — от понимания: дай ей больше — всё равно будет мало.
Начался террор. Вечерние звонки: сначала нытьё, потом угрозы. Намёки, что «добрые люди» помогут нам «поделиться». Прямо заявила: не отдадим квартиру — «всем расскажет, какие вы хамы».
Я сдался. Заблокировал номер. Попросил Катю сделать то же. Она рыдала, говорила, что стыдно, что страшно. Но согласилась. Мы — семья. А если родня переходит границы — надо ставить стены.
Теперь Вера Степановна «отреклась» от дочери. Кричит, что «увидимся ли мы на её похоронах — ещё вопрос». Что делать — не знаем.
Но я понял одно: отдай мы квартиру — завтра она потребовала бы машину. «А то на метро неудобно».
Родня — это те, кто должен быть опорой, а становится камнем на шее. Выбор прост: быть «хорошим зятем» или защитить свою семью. Я выбрал второе. Даже если это больно.
