В трудные времена я женился на женщине с тремя детьми мы остались совсем одни
В годы суровых испытаний в России я связал свою жизнь с женщиной, у которой было трое детей, оставшихся без всякой поддержки.
«Батюшки, Андрей, ты правда женишься на продавщице с тремя детьми? Совсем с ума сошел?» Витя, мой сосед по коммуналке, хлопнул меня по плечу с усмешкой.
«А что в этом плохого?» я даже не поднял глаз от будильника, который чинил отверткой, но краем глаза заметил его насмешливый взгляд.
Тогда в начале 80-х наш провинциальный городок жил неспешно. Для меня, тридцатилетнего мужчины без семьи, жизнь сводилась к бесконечному кругу: завод, узкая кровать в общей комнате, редкие партии в шахматы, телевизор и иногда пиво с приятелями.
Порой я смотрел в окно на играющих во дворе ребятишек, и меня охватывала старая мечта о семье. Но я быстро отгонял эти мысли. Какая может быть семья в тесной коммуналке?
Все изменилось в дождливый октябрьский вечер. Я зашел в магазин за хлебом, как обычно. Но в этот раз за прилавком стояла *она* Наталья. Раньше я ее не замечал, но теперь не мог оторвать глаз. Усталая, но с теплым взглядом, в котором таилась искорка.
«Белый или черный?» спросила она, едва улыбнувшись.
«Белый», пробормотал я, будто школьник, пойманный на взгляде.
«Только из печи», сказала она, ловко завернув буханку и протянув ее мне.
Когда наши пальцы коснулись, что-то щелкнуло. Я заторопился с мелочью, украдкой поглядывая на нее. Простая, в фартуке, лет тридцати. Уставшая, но с внутренним светом.
Через несколько дней я увидел ее на остановке она с трудом управлялась с сумками, а вокруг крутились трое детей. Старший, парень лет четырнадцати, упрямо тащил тяжелый пакет, девочка держала за руку младшего.
«Давайте помогу», сказал я, взяв одну из сумок.
«Не надо» начала она, но я уже загружал вещи в автобус.
«Мама, а это кто?» выпалил малыш.
«Тише, Сережа», прошипела сестра.
По дороге я узнал, что они живут недалеко от завода, в разваливающейся хрущевке. Старшего звали Димой, девочку Олей, младшего Сережей. Муж Натальи погиб несколько лет назад, и с тех пор она тянула семью одна.
«Как-нибудь справляемся», сказала она с усталой улыбкой.
Той ночью я не мог уснуть. Ее глаза, голос Сережи что-то давно забытое шевельнулось во мне, словно обещание, ждущее впереди.
С тех пор я стал завсегдатаем магазина. Молоко сегодня, печенье завтра, иногда просто задерживался у прилавка. Ребята с работы заметили.
«Андрей, брат, три раза в день? Это не за продуктами, это за любовью», усмехнулся мастер, Петров.
«Просто хотелось свежего», пробормотал я, краснея.
«Или свеженькой продавщицы?» подмигнул он.
Однажды вечером я дождался ее после закрытия.
«Давайте я понесу», сказал я, стараясь звучать непринужденно.
«Не надо»
«Спать на потолке вот это неудобно», пошутил я, забирая сумки.
По дороге она рассказывала о детях Дима подрабатывал после школы, Оля была лучшей в классе, а Сережа только научился завязывать шнурки.
«Вы добрый. Но не жалейте нас», вдруг сказала она.
«Я не жалею. Я хочу быть здесь.»
Позже я починил у них капающий кран. Сережа вертелся рядом, завороженный.
«А мой самолет починишь?»
«Принеси, посмотрим», улыбнулся я.
Оля попросила помочь с математикой. Мы разбирали задачи. За чаем разговаривали. Только Дима держался в стороне. Потом я услышал:
«Мама, он тебе нужен? А если уйдет?»
«Он не такой.»
«Они *все* такие!»
Я стоял в коридоре, сжимая кулаки. Чуть не ушел. Но вспомнил, как Оля сияла, решив задачу, как смеялся Сережа, когда мы чинили его игрушку, и понял не могу бросить их.
На работе шептались, но мне было все равно. Я знал, ради чего живу.
«Слушай, Андрей, сказал однажды Витя, подумай хорошенько. Зачем тебе это? Найди девушку без багажа. Я смотрел на него и думал о Сережином самолёте, который наконец-то научился летать, о Олиной тетрадке с пятёрками, о той тишине за стеной, когда Наталья, уставшая, но спокойная, говорила: «Спасибо, что ты есть».
«У меня уже нет девушки без багажа, сказал я. У меня семья».
Через год мы переехали в трёхкомнатную квартиру маленькую, но нашу. Дима стал звать меня отцом, когда думал, что я не слышу. А я просто кивал, пряча улыбку.
Жизнь не стала легче, но она стала настоящей.
