«Займись делом, а не малюй свои дурацкие картинки!» рявкнул муж. Он не знал, что я анонимно продала один «мазок» за миллион.

Краска пахла резко и сладко запах свободы.

Всеволод Петрович Смирнов, мой муж, ненавидел этот запах. Он стоял на пороге моей крохотной мастерской, которая на самом деле была просто отгороженным уголком в гостиной.

Опять, выдохнул он. Это не было вопросом.

Его дорогой костюм выглядел чужеродным пятном на фоне моих холстов, забрызганных акрилом. Он брезгливо сморщил нос, глядя на палитру.

Анастасия, мы же договаривались. Никаких красок по вечерам. От тебя потом растворителем за версту тянет. В субботу гости придут, что они подумают?

Я молча обмакнула кисть в кармин. Красный цвет растекался по волокнам, живой и тёплый, как кровь.
Это не мазня, Сева.

А что это? он ткнул пальцем в сторону почти законченного холста. Бессмысленные цветные пятна. Испорченное полотно. Деньги на ветер.

Его прагматизм был похож на пресс. Он давил, методично и неотвратимо, превращая всё яркое, всё живое в плоскую, серую, понятную ему действительность.

Этот угол можно было использовать с умом. Поставить стеллаж для моих инструментов. Или хотя бы для зимней резины. Я уже присмотрел отличный вариант.

Я провела алую линию на холсте. Линия получилась дерзкой и кривой. Она рвала композицию на части, но именно этого я и добивалась.

Займись делом, а не малюй свои картинки, как дурочка!

Слова упали в комнате, как тяжёлые, грязные камни. Раньше они ранили. Царапали до крови, оставляли невидимые шрамы.

Но не сегодня.

Сегодня у меня был щит. Невидимый, но абсолютно непробиваемый. Я чувствовала его почти физически.
Я медленно повернулась к нему. Моё лицо было совершенно спокойным. Он ждал слёз, оправданий, крика привычного репертуара. Он не получил ничего.

Я занята, Всеволод.

Он растерянно замолчал от этого тона. Непривычно твёрдого, без тени подобострастия. Даже несколько раз моргнул, будто наводил резкость.

Чем это ты занята? Разбазариванием семейного бюджета?

Я отвернулась обратно к холсту. Моё молчание раздражало его сильнее, чем любая перепалка.

На экране ноутбука, стоявшего рядом с мольбертом, светилось входящее сообщение из женевской галереи. Я не закрыла его. Я смотрела на него перед приходом мужа, и оно всё ещё было там, сияло в полумраке, словно маяк.

«Уважаемая госпожа Воронина, мы рады сообщить, что ваша работа ‘Дыхание августа’ была продана на закрытом аукционе. Сумма сделки составила 2 400 000 рублей.»

Завтра же всё это уберёшь, бросил он уже из коридора. Я вызову замерщика для стеллажа. Чтобы к одиннадцати была дома.

Дверь за ним хлопнула.

А я взяла тончайшую кисть, обмакнула её в белоснежную краску и поставила последнюю точку на картине.

Это была точка невозврата.

Утро ничего не изменило и изменило всё.

Воздух в квартире был тем же: с нотками вчерашнего ужина и дорогого парфюма Всеволода. Но я дышала иначе. Глубже.

Муж, как всегда, сидел за столом, уткнувшись в планшет. Он пил свой зелёный смузи полезный, безвкусный, как и вся его жизнь. Он не смотрел на меня.

Сегодня задержусь, бросил он, не отрывая глаз от котировок. Ужин не готовь, поем с партнёрами.

Раньше я бы кивнула. Сказала бы: «Хорошо, любимый.»

Сегодня я просто молча пила свой свежесваренный кофе. Ароматный, горький, настоящий.

Он поднял на меня взгляд, удивлённый отсутствием реакции.

Ты слышала? Замерщик по стеллажам придёт в одиннадцать. Будь дома.

Я сделала глоток.

Хорошо.

Всеволод удовлетворённо хмыкнул, возвращаясь в свой цифровой мир. Он получил то, чего хотел покорность. Он просто не понял, что именно я подтвердила. Я буду дома. Вот и всё.

Как только за ним закрылась дверь, я открыла свой старенький ноутбук. В нём была другая жизнь, скрытая под паролем. «Анастасия Воронина». Мой псевдоним.

Моё настоящее имя. Девичье. Имя, под которым меня знали в узких кругах ценителей и которое я никогда не меняла в документах на загранпаспорт.

Счёт в иностранном банке я открыла ещё год назад, после особенно мерзкой ссоры. Просто так, на всякий случай. Перевела туда остатки бабушкиного наследства, которые Сева считал «мелочью». Эта «мелочь» позволила мне тихо, не афишируя, участвовать в онлайн-вернисажах.

Перевод денег занял не больше десяти минут. Я смотрела на цифры. Они не опьяняли. Они давали почву под ногами. Твёрдую, гранитную.

В десять утра зазвонил телефон. Незнакомый номер.

Анастасия Воронина? мужской голос. Глубокий, спокойный, с лёгкой хрипотцой. В нём не было металла, только шёлк.

Слушаю.

Меня зовут Дмитрий Лебедев. Я владелец галереи, которая представляла вашу работу. Звоню, во-первых, чтобы лично поздравить. Это был фурор.

Я молчала, не зная, что ответить.

Коллекционер, который её приобрёл, продолжал Дмитрий, человек очень известный. Он в восторге. И он спрашивает он хочет заказать у вас ещё одну работу. Для своей загородной резиденции. Тема любая, на ваш выбор. Он полностью доверяет вашему видению.

Последние слова прозвучали как музыка.

Я я подумаю, только и смогла вымолвить я.

Конечно. Не торопитесь. Но знайте, Анастасия, то, что вы делаете это не «картинки». Это настоящее искусство. И мир должен его увидеть.

Мы говорили ещё минут десять. О красках, о свете, о фактуре. Он понимал. Он говорил на моём языке.
Когда я положила трубку, в дверь позвонили.

Ровно одиннадцать. Пунктуальность вежливость королей и замерщиков.

Я взглянула на свой угол. На холсты, на краски, на беспорядок, который был моим порядком. Моей душой.

И я пошла открывать дверь. На моём лице играла лёгкая, загадочная улыбка.

Замерщик оказался молодым парнем с уставшими глазами.