Муж высадил меня на трассе со словами: «Ты никому не нужна». А через час за мной приехал лимузин, который он видел только в кино.
Продавать. И без твоих трагических вздохов, Татьяна.
Голос Дмитрия, моего мужа, резал по живому, пока я смотрела в окно на старые березы. Те самые березы, под которыми в детстве мы с бабушкой прятали «секретики».
Дим, я просила. Мы договорились не трогать эту тему.
Кто это «мы»? Я договаривался? Я просто дал тебе время смириться с неизбежным.
Он прошелся по комнате, хозяйским жестом провел пальцем по пыльной крышке пианино. Будто уже оценивал товар перед продажей.
Это не просто квартира. Это память.
Памятью сыт не будешь. А мне нужен стартовый капитал. Ты же хочешь, чтобы у твоего мужа был успешный бизнес? Или тебе нравится, что мы живем от зарплаты до зарплаты?
Каждое его слово было взвешенным. Он всегда бил точно в цель в мое чувство вины. В страх показаться плохой, неблагодарной женой.
Но я обещала Бабушке.
Дмитрий презрительно хмыкнул.
Она обещала. А я пообещал себе стать успешным мужчиной, а не сидеть в этой развалюхе, пропахшей нафталином и твоими воспоминаниями.
Он подошел ближе, заглядывая мне в глаза. Его взгляд был тяжелым, будто он физически вдавливал меня в старое кресло.
Послушай, я все понимаю. Тебе тяжело. Но это единственное правильное решение для нашей семьи.
«Нашей семьи». Он всегда использовал эту фразу, когда хотел, чтобы я делала то, что выгодно ему. Когда «семье» нужно было, чтобы я отказалась от встречи с подругами. Когда «семье» требовался кредит на его машину.
Я не могу, Дим.
Слова прозвучали тихо, почти неслышно. Но он услышал.
Что значит «не могу»? Ты вообще понимаешь, что без меня ты ноль? Пустое место. Кому ты будешь нужна со своими принципами и обещаниями мертвым?
Он не кричал. Говорил буднично, почти лениво, и от этого становилось еще страшнее. Будто констатировал факт, который все, кроме меня, давно поняли.
Хорошенько подумай, Татьяна Сергеевна. У тебя неделя. А потом мы все равно сделаем по-моему. Просто потому, что я так решил.
Он развернулся и вышел, оставив меня наедине с гулким эхом его слов и запахом пыли, который вдруг стал невыносимым.
Следующие несколько дней он играл роль идеального мужа. Приносил свежевыжатый сок по утрам, целовал перед работой, присылал нежные сообщения.
«Думаю о тебе», пришло от него в середине дня.
Я смотрела на экран телефона, и по рукам пробежал холодок. Это была его старая тактика: сначала удар, потом ложная нежность. Чтобы я расслабилась, потеряла бдительность и снова поверила, что он моя опора.
Вечером я решила сделать последнюю попытку. Встретила его ужином, надела платье, которое ему нравилось.
Дим, давай поговорим. Спокойно.
Он снисходительно кивнул, отправляя в рот кусок мяса.
Я понимаю твои планы. Я верю в тебя и хочу помочь. Но давай найдем другой способ? Я могу подрабатывать, мы можем взять кредит под залог машины…
Дмитрий перестал жевать. Медленно положил вилку на тарелку.
Кредит? Ты предлагаешь мне залезть в кабалу, когда у нас под носом лежат «мертвые» деньги?
Это не «мертвые» деньги, это мой дом!
Это наша общая квартира. И она должна работать на семью, а не быть мавзолеем твоим детским фантазиям.
Он поднялся, нависая надо мной.
Я думал, ты меня поддерживаешь. А ты просто боишься, что я стану успешным. Тебе нравится, когда я завишу от тебя? Признайся.
Это был удар ниже пояса. Он переворачивал все с ног на голову, выставляя меня эгоисткой.
Мои попытки договориться были обречены. Кульминация наступила в субботу.
Звонок в дверь. На пороге стоял Дмитрий, а рядом блестящий мужчина в дорогом костюме, с хищным взглядом оценщика.
Таня, познакомься, это Аркадий Петрович, мой старый приятель. Он как раз проезжал мимо.
Он говорил это с улыбкой, но в глазах его плясали холодные огоньки. Ему нравилось мое унижение.
Аркадий Петрович вошел, не снимая обуви. Осматривал стены, потолок, заглядывал в комнаты.
Да, расположение отличное, бросил он через плечо Дмитрию. Центр, старый фонд. Покупатель найдется быстро. Ремонт, конечно, под ноль.
Я стояла в коридоре, а по моему дому ходил чужой, прикидывая, как быстрее его разрушить.
В тот момент я вспомнила последние слова бабушки. Она лежала на этой же кровати, в этой же комнате, и, взяв меня за руку, сказала: «Таня, не отдавай этот дом. Что бы ни случилось. Это не стены, это твоя крепость. Мужчины приходят и уходят, а твоя крепость останется с тобой».
Тогда я не поняла. Теперь поняла.
Когда они ушли, Дмитрий вернулся на кухню, сияя.
Слышала? Он сказал, цена будет отличная! Через пару месяцев будем с тобой на Мальдивах, забудешь про эту развалюху.
Он попытался обнять меня, но я отстранилась. Внутри что-то оборвалось. Ненависти еще не было. Была только оглушающая пустота на месте того, что когда-то было любовью.
На следующий день он привел свою мать, Галину Ивановну. Она вошла, поджав губы, и с порога заявила:
Ну, раз сама не можешь разобраться со своим хламом, придется помочь. Дмитрий не может ждать вечно, пока ты тут в детство играешь.
Они принесли коробки и мешки для мусора. И начали. Методично уничтожать мою жизнь.
Галина Ивановна злобно выгребала из шкафа бабушкины книги, письма, старые фотографии.
Это все хлам. На свалку.
Она бросила на пол музыкальную шкатулку. Мелодия, под которую я засыпала в детстве, захлебнулась хрипом.
Дмитрий молча выносил мешки. Он не смотрел на меня. Они были командой, а я помехой.
Я стояла и смотрела, как исчезает мое прошлое.
Тогда что-то изменилось. Боль не ушла, но перестала парализова
