Тридцать пять лет рука об руку, а теперь — словно незнакомцы.
Тридцать пять лет мы делили одну судьбу, одни стены, одни надежды. Но теперь, словно удар грома в ясное небо, наш брак разлетается на осколки, и я, Антонина Соколова, стою среди обломков того, что считала вечным. «Нам нужно разойтись», — бросил мой муж, Геннадий, и эти слова пронзили меня, как ледяной нож. Тридцать пять лет без криков, без претензий, с полным доверием — и вдруг всё рассыпалось. Как так вышло? Я не верила, что наша история, начавшаяся ещё в далёком Нижнем Новгороде, закончит так жестоко.
Сначала я думала — просто временная буря. Геннадий всегда был сдержанным, и я надеялась, что он одумается, вернётся, и мы исправим всё. Первые дни мы ещё перезванивались, обменивались сухими фразами, но с каждым днём его голос становился дальше, а слова — реже. Потом он приехал. Я хлопотала, варила его любимый щи, побежала встречать на вокзал. Но когда он вышел из вагона и увидел меня — его лицо стало чужим. Я почувствовала, но сделала вид, что не заметила, старалась шутить, улыбаться, быть лёгкой. А дома он отрезал последнюю нить. Даже не притронулся к еде, взял нашу дочь, Марину, и ушёл с ней «за подарком», оставив меня в пустом доме.
Я решила не лезть. Купила бутылку портвейна, думая, вечером поговорим. Но Геннадий вернулся мрачнее тучи, отверг всё и заперся в кабинете. Мои попытки достучаться он отрезал резко, будто рубанул топором. Тогда во мне вспыхнула ярость. «Если не хочешь быть рядом — скажи прямо, не томи!» — вырвалось у меня. И он сказал. Сказал, что не видит нас вместе, что я все эти годы притворялась, не любила, а использовала. Его слова обожгли, как кипяток. Я хотела кричать, доказывать, что это ложь, но голос застрял в горле. Зачем держать того, кто уже ушёл душой?
На следующий день был Марин день рождения. Я мечтала, что этот праздник нас сблизит, но Геннадий всё перечеркнул. Перед гостями он вдруг заявил: «Мы разводимся». Я не выдержала, выбежала, оставив его объясняться с роднёй. Марина звонила, умоляла не рубить с плеча, но я знала — пути назад нет. Геннадий подал на развод, и судья дала нам два месяца на размышления. Судья, уставшая от потока расставаний, смотрела на нас равнодушно. «Пятая пара за день, — пробормотала она. — И все вместе больше двадцати лет». А у нас — тридцать пять. Тридцать пять лет нежности, смеха, общих рассветов — и всё впустую.
Теперь мы живём в одной квартире, но как соседи. Видимся редко, обмениваемся парой фраз, и каждое слово — как удар. Геннадий изменился: записался в качалку, похудел, на работе его хвалят. Даже сделал операцию, которую годами боялся. Будто развод дал ему крылья. А я? Я качусь в пропасть. Недавно поскользнулась на лестнице, грохнулась лицом вниз — сотрясение, синяк на пол-лица. На работе беда: контора прогорела, меня выгнали. Геннадий подкидывает деньги, но его помощь — как милостыня. Мы почти не разговариваем, и тишина между нами — как ледяная стена.
Пока синяк заживает, я сижу дома, перебираю старые фотки. На них мы с Геннадием — молодые, счастливые, но с каждым годом на снимках мы всё дальше друг от друга. Мы отдалялись давно, но я не хотела замечать. Теперь всё ясно: наша любовь умерла задолго до его слов. Понимаю, что цепляться за прошлое бессмысленно, но сердце ноет: тридцать пять лет! Как можно перечеркнуть всю жизнь? Я не стану умолять его вернуться, не опущусь до слёз. Но и отпустить не могу — слишком глубоко вошло.
Марина пытается нас помирить, но я вижу в глазах Геннадия пустоту. Он уже не мой. Жду, когда заживёт лицо, чтобы искать работу, начать всё заново. Но пока я одна, среди старых фотографий, где мы ещё были вместе, и каждая напоминает: я потеряла не только мужа, но и себя. Тридцать пять лет — это целая жизнь. А теперь я не знаю, как жить без неё.
