Невозможное прощение тёщи

– Значит так, Иванов! Всё, неделю тебе даю – или съезжаешь, или к участковому пойду, – Виктор Семёнович грохнул кулаком по столу, так что чашки звякнули, как колокольчики.
– Пап, ты опять злись? – Мария вставила локоть между ними, но взгляд отца был каменным.
– Молчи, пока замужем! С Серёгой сейчас разбираюсь! Работу тебе дал, копейку вернути не можешь, – он оглядел зятя с ног до головы, как раньше осматривал военные документы. – Давал срок – месяц. А уж как три года прошло, так и навались: мол, фирма закрылась, не виноват.
Сергей сжавшийся стул выгнул спиной, но удержал дыхание. Три года терпения рвались вдруг, как старое дешёвое платье. Руки остывали, но лицо горело.
– Виктор Семёнович… Я ищу, правда. Даже под вечер в очереди в офисах стою. Всё, что могу, найду…
– Долги не поелим! – тестястая ладонь шлёпнула по краю стола. – Я не забавы ради вкладывался в твою какую-то типографию. Это мои пенсионные копейки, а не подарки студентам!

Мария под столом взяла его худую руку, и он вдруг вспомнил, как на свадьбе бабушка положила мышку в сватовское ведро. Скользко, тепло, но надёжно.
– Мы вернём, клянусь… Только дай время, – прошептал он.
– Времени у тебя – ты в курсе, сколько у человека? На счёт вроде бы нолик, – отец развернулся, каблук оторвал ковёр. – Я не такой, как эти лодыри. Забудь про квартиру, и не сопли послю.

Мария вскрикнула, когда Виктор вышиб дверь – так, что фотография с семейного столика вмялась в линию уродства.
– Отец! Это не Серёга виноват! – она уже рыдала. – Фирма банкрот, не вор, не пьяница, не дегенерат какой-то!
– А мне какое дело? – дверца ванной с грохотом захлопнулась. – Я в коммуналке с шестерыми жил, потом эту жирафину купил. Чтобы дочь по почету родилась. А вы тут сидите, как на белом-беломализерном престоле…

Сергей аккуратно собрал осколки. Стекло било под носом, как стекла в батрацких странах. На кухне Мария сжала искалеченную губу:
– Я ему ещё поговорю… Надо.
– Только напрасно, – он швырнул ключи в сумку. – Он из тех, кто считает, что если лезвие в горле, то не плач – резь.

Пять раз он подходил к двери в мастерской, где Денис Кузнецов пудрил бумагу. Шестой раз собрался:
– Балбес, возьми! Ты же видел, как я напертаю в «Инкрусти». Я там знаешь, что мог? Даже с черепахой на дощечке сайт делали!
– Да в «Инкрусти» уже год как колбасу корем с ними повесили. А мы тут… – Денис выставлял витрину. – Искаха сотрудника, который бы понимал, как печатать дешево. Ты один вообще знал, где трафаретки достать дешевле? Вот! Первые сто заказов – тебе в ставку.

Сергей бросил свою открытку в ванную. Пусть Виктор Семёнович нафуршит выплаты – он покажет, как живут настоящие люди.

– Да ты что? – Мария выхватила квитанцию. – Это ж пол-зарплаты!
– Значит, ты вдруг будешь работать с другой как машинистка? Или…
– Или пойти на ковер к отцу? И он мне в уши наломает, что ты снова на хитрости.

Тёща болел седой с прошлого года. Седая затылочная масса оплывала, образуя гриву элегантного небритья. Ракетки на стене дурашливо наклонились, когда он умер.

– Серёга… Он вообще-то из-за нас такой… – Мария плакала прямо на интернет-сейвы. – Хотел дачу купить, но мы с квартирой. Он сказал: «Ты хоть выбирай мужика год», а я…
– Теперь уже не выбирать, – он налил себе под лист. – Он жаждёт крови. Всё, что мы не вернули – это его жизнь, которую он щипал копейкой.

До похорон прошло две недели. Мария стояла у памятника, будто невеста, как в первый раз.

Виктор Семёнович оставил согласованный договор: долги списывались, если бизнес выйдет в плюс.
– Это ты понял? – глаза мужа в темноте смотрели вдруг затуманились. – Не списывать, а… образ жизни сменить. Кто вы мне в этот дом навалял? Пенсионер! И плевать, что ты типа выгодный.

Сергей покачал головой. Всё чётко, как в дедовских папках.
– Надо было сразу. А ты как лояльный дребедень, парился…
– Не знал, что он такой свинья. Думал, хоть на пенсионерке…
– Всё, сбруя, – он похлопал по сиденью. – Теперь ты его наследник. В глаза не смотрел, а в деле пожмёшь.

С тех пор они втроём носились по краю: Виктор Семёнович строчил договоры, Мария светила в офисе, а он, Серёга, тащил клиентов, как душегуб мешки с бензином.

– Так, плотник! – дед резким тычком подтолкнул его к ноутбуку. – Если в этом месе отдашь долги по почету, то в следующем можешь отпуск брать. Если не вовремя – прям по морде.
– Да вы научитесь в «Инкрустах»! – он барахтался. – В какой-то стране даже роботы по часам клинят!
– А я вот монитор вон в компьютере держу, – дед хлопнул. – Ты шеф, не лови больших слов.

Мария смеялась, когда сын заползала к ним с двумя криками:
– Папочка, ты мой дед вон что любит! Он не на работу хочет, он хулиган, идиот!
– Всё, не мешай, – она вытирала слёзы от смеха. – Давай с ним. Ну! Обнимись с глазами на лице!

Теперь, когда долги в барахолке, они всё равно живут в той квартире. Старый дед даже купил кофеварку автоматом.
– Директор, не поглядывай, – он смешал их кофе. – Если я на пенсии, то пусть хоть как настоящий.
– Виктор Семёнович… Это вон мое время – всё тратил…
– Не ври, – дед отшёл. – Я мог бы и не жить. Но ты, оказалось, не вор.

Просто иногда, когда они вдвоём смотрят на старую фотографию, дед бормочет:
– В твоих глазах – мои. Ты правда хорошо вышел.
А Мария, в обнимку с сыном, думает, что это их общая победа. Над долгами, над тем, что когда-то не влезало в карман. Над тем, что отец с сыном – это не просто. Но если кровь на горле, то даже отец поймёт.

Оцените статью
Невозможное прощение тёщи
Зачем нужна сила?