ПРИГЛАШЕНИЕ
Григория уже почти справилась с утренними делами — выгуляла своего пуделя Гавнюшку, — как вдруг пес внезапно взвыл. Малыш, как и все верные псы, ненавидел почтальонов. А тот прямо сейчас тщетно пытался протолкнуть что-то в переполненный рекламой ящик. Увидев хозяйку с шерстистым сторожем, он буквально бросил в её руки яркий конверт и, крутя педали, Исчез за углом на своём велосипеде, словно избегая лая.
Гриша подозрительно уставилась на находку. В последнее время письма стали редкостью.
«Как было в старые добрые времена…» — жалобно подумала она.
Перед глазами мелькло прошлое: школьница-Гриша, буквально дерущаяся с мамой за ключ от испещрённого почтового ящика, каждый день проверяла узкую щель в надежде на письма от подруг, а позже — и от ухажёров, редких и волшебных весточек из заграницы, любимых журналов… А как ждали визы на выезд из Советского Союза — думали, что всё сроки закончились, и надежда выдохлась! Или многодневные очереди у ящиков в скромной Москве, ожидая результаты экзаменов на подтверждение диплома за границей…
Теперь всё летит по электронке. Старый ящик — это уже не душа, а источник проблем: квитанции, штрафы, реклама… и ничего приятного.
Гриша разорвала атласный, бросовый конверт. Внутри — приглашение на бар-мицву племянницы своей дальних родственниц в Далласе.
— Сколько же лет не виделись? — задумалась она. — Последний раз, кажется, ездила в Биробиджан, когда той было девятнадцать, и все переживали, что яркая красавица не замужем. Ах нет, наверное, в мои студенческие годы я пыталась на свадьбу младшего брата!
Григория вспомнила ту чудесную провинциальную церемонию. Всё было пышнее, чем скромные свадьбы её знакомых из Москвы: невеста трижды меняла платья, подарки — словно сказка.
Прошло почти сорок лет. Она — бабушка не понаслышке. В голове живёт всё та же красивая, безумная девушка!
А ведь раньше они часто виделись — живые, настоящее общение. Теперь — пыль, тишина, холод.
Все предки Григории родились в еврейских местечках, в многодетных семьях. Из всей этой родни только её родители поехали в Москву, добились чего-то — что выделяло их на фоне остальных.
Все стремились в столицу: за продуктами, лекарствами, сходить на Красную площадь, кажется, даже просто, чтобы найти себя.
А Москва — квартира под станцией, бабушка с казацким залом, готовая накормить всех — по очереди, гурьбой. Гриша и сейчас не представляет, как та трёшка выдерживала столько людей.
Девочке всегда было весело! Ах, какие они были!
Три тёти из Гомеля, которых Гриша обожала. Старшая катала с саксофонистом мужем в Воркуту, останавливалась в Москве по пути. Всегда как кукла: с иголочки, идеальные брови, уверяла, что муж даже не видал её без макияжа.
Средняя — простая медсестра, как дома в Гомеле, ближе и мудрее. Не понятно, зачем связана с алкашем-красавцем.
Младшая — блестящая, несмотря на среднего роста фигурку, везде пользовалась успехом, потом выскочила замуж за архитектора и уехала в Германию. Гриша видела в ней образ для подражания, но и презрение: копировала туалеты, движения, походку.
И тётя из Калининграда — дала поиграть с кавалером, а утром диван сломан.
Другая тётя — ретиво влюбленная, с горькими романами, приезжала зализывать раны, рассказывая истории с проливными слезами, поглаживая покрывало плова или манты, вкуснее которых Гриша не ела.
Молчаливые, умные приезжие кузины, которые всегда что-то чинили.
Дедёнок — свининные ноги, крадённые с мясокомбината на праздники.
Папины родичи — купы колбасы и банки оливок. «Кто их вообще ест?» — недоумевала девочка.
Список можно было продолжать вечно. Конечно, она не увидела всех. Например, говорили, что есть похожая троюродная сестра. Интересно, но Гриша не верит: вся жизнь — воспоминания о других, от Дианы до соседки по подъезду.
Были любимые, были терпимые… Но всех принимали. Всегда.
В шестнадцать в их доме объявилась мамина сводная сестра с мужем и прогульщиком-сыном. Гриша в шоке: «ух, а у меня такие родственники!» Сёстры лопотали лесть, а кузен, умильный, болтливый, пошёл ухаживать за подростком.
Она ему нравился слабо, но внимание льстило. Мама в панике: «Это же почти инбридинг!»
— Но у евреев такие браки — норма, — парировала дочь, чтоб запнуть.
Отдыхали, пока семья уехала. Путём чуда кузен утащил том «Классики Советской Сказки», и папа жил с обидой на дочь ещё года два.
После переезда в Америку, особенно после смерти бабушки, связи с роднёй ослабли до поздравлений на еврейские праздники. Теперь — только самые близкие.
Недавно Григория с мужем сделала тест ДНК — просто так. И вот — засыпано сообщениями от дальних родственников.
Сначала радость: а вдруг найдётся брошенный миллиардер, вспомнят погибшую дочь (или кого-то) и оставят всё?
Опустилась: зачем приглашать тех, с кем уже не общаемся?
Гриша опять повертела открытку.
Полёт — долго и дорого. В Далласе летом — адская жара. Да и о чём с ними говорить? Мы же чужие люди теперь.
Надо отказаться вежливо, послать подарок. Вряд ли ждали. Иногда прошлое лучше в прошлом, особенно если оно пошло другим путём.
Папа даже в курсе про приглашение не будет, — решила она, раскрывая калитку и с наслаждением погружаясь в тишину и прохладу своего дома.
