Любовь по письмам
На кровати громко похрапывала женщина. Мужчина, морщась от духоты, шлепнул её по мягкому боку. Она вскрикнула и села. Несмотря на жару, на ней были шерстяные носки и толстая кофта. Грязный платок съехал набок, из-под него торчали слипшиеся волосы неопределённого цвета.
— Ты кто? — испуганно прошептала она.
В ответ он молча достал из-за пазухи потрёпанную фотографию и сунул ей перед носом:
— Узнаёшь?
Она покраснела, нервно поправила платок:
— Это я… Только лет двадцать назад.
Мужчина плюхнулся на обшарпанный стул:
— Ну и зачем? Трогательные письма, приглашение в гости? У тебя в доме дышать нечем, а ты живёшь, как свинья. А я, дурак, поверил, что нашёл родственную душу. Не вспомнишь ещё, кому писала? Я — Николай. Приехал, как и обещал.
Люба вскочила:
— Извини, что так… Мог бы телеграмму прислать. Я бы подготовилась. Пойдём на кухню, суп ещё есть, покормлю. Наверное, голодный?
— Да, — ответил Николай. — Но сначала переоденься. От тебя не розами пахнет.
Она юркнула в другую комнату:
— Я же на ферме работаю! Разве навоз цветами пахнет?
Вернулась в платье, платок повязала аккуратнее.
— Ты писала, что тебе сорок, а одеваешься, как старуха, — усмехнулся Николай.
— Привычка, — отмахнулась Люба и махнула рукой: — Садись за стол.
Николай сел и тут же поморщился — клеёнка липла к рукам. А Люба меж тем подняла крышку кастрюли. Резкий кислый запах ударил в нос.
— Хозяйка из тебя никудышная. Посуда грязная, стол засаленный, тарелки будто мылом год не видели. Ты их вообще моешь?
Она обиженно надулась:
— Конечно! Воду нагреваю и мою.
— Хоть соду добавляешь? Или мыло?
Люба растерялась:
— Нет… Бабка так мыла, и мама так же. Только они в кипятке, а у меня руки болят.
— Ладно, беги в магазин. Держи деньги, я сам приехал, угощать буду. Да, и красненького захвати — за встречу выпьем.
Пока Люба шла по пыльной улице, в голове крутилось: как её угораздило влипнуть в эту авантюру? На работе как-то листали газету, а в конце — рубрика знакомств. Подружки подначили: «Любка, хватит одной маяться! Давай выберем тебе жениха, напишешь ему».
Чёрт дёрнул согласиться. Да ещё и выбор пал на Николая. Из первого письма она узнала, что он сидит, да ещё три года осталось. Ну и пошла переписка: он о себе, она о себе. Даже старую фотку выслала — ей там двадцать. Думала, перепишутся, и всё. А он взял да приехал. Да ещё и ворот носит.
Ну и что, если в доме не стерильно? Кому ей стараться? С работы пришла, поспала, суп сварила на три дня — и ладно. Вечерами сериалы, где красивая любовь, которой у неё никогда не было. Нет, однажды было. Петька Зайцев. Поиграл и женился на другой. С тех пор она махнула на себя рукой. А когда схоронила бабку да мать, и вовсе всё равно стало.
А Николай-то ничего: плечи широкие, рубаха белая, брюки со стрелками. Одеколоном приятно пахнет. А если приставать начнёт? Господи, страшно! Уйти бы к соседке, да неудобно — человек ведь к ней приехал…
Вернувшись, она застала Николая за уборкой: бельё собрал в кучу, пол подмёл, таз с водой для посуды приготовил.
— Всё купила? — спросил он, заглядывая в пакеты. — Теперь баню истопи, с дороги помыться надо. Да бельё потом постираешь.
Пока Люба возилась в бане, он перемыл всю посуду. Она ахнула: кастрюля-то оказалась синей, а не чёрной.
— Давай поговорим серьёзно, — сказал Николай, вытирая руки. — Я приехал, чтобы остаться. Понравилась ты мне. Жилья своего нет — всё жене оставил. Если не нужен — скажи прямо, уйду, и слова не скажу. А если согласна — жить будем честно. Ну что?
Люба мяла край фартука:
— Не знаю… Мужа у меня не было, обманули в молодости. Да и как это — с мужчиной жить? Боюсь до дрожи… Но ты мне нравишься. И я не знаю, что делать.
Николай усмехнулся:
— Вот за это и люблю. Простая, без фальши. Давай так: поживём как соседи. Если что не так — скажешь, уеду. А если сладимся — на руках носить буду.
Люба засуетилась:
— Надо стол накрыть, ужин приготовить…
— Успеешь, пока я в бане. Я долго моюсь.
После бани Николая ждал накрытый стол и сверкающий пол. Люба, закутанная в халат, прошмыгнула мимо — тоже в баню.
Когда она вернулась — умытая, в чистом платье, с распущенными русыми волосами — Николаю захотелось схватить её и обнять. Но он сдержался.
Спали порознь: она на кровати, он на диване. Оба не сомкнули глаз.
Утром Люба убежала на работу. Вернулась — на столе омлет, бутерброды, чай. Николай во дворе осматривал развалившийся сарай, прикидывал, с чего начать ремонт.
На третью ночь Люба сама пришла к нему.
Прошло четыре года. Теперь у них маленькая Дашенька, которую любят без памяти.
Неважно, как начинается. Главное — не ставить крест на человеке. КаждыйИ теперь, когда Николай возвращался с работы, его встречали на крыльце две самые дорогие женщины на свете — Люба с пирогами и Даша с цветами из одуванчиков.
