**Дневник. За фасадом благополучия**
«— Только попробуй сказать Светлане, что мы разводимся, ты понял? Не смей портить свадьбу дочери! — шипела Татьяна, бросая настороженные взгляды по сторонам, будто боясь, что их подслушают.
— Если кто и мастер портить праздники, так это ты, — огрызнусь я, Дмитрий, сгибаясь под тяжестью чемоданов. — Помогла бы хоть! А то шествуешь, как царица!..»
…По перрону шли двое. Она — щёгольски цокая каблучками по плитке, я — ковыляя, будто медведь, раздражённо толкая перед собой чемодан на колёсиках.
— Хватит таскать тяжести. Двадцать пять лет тяну тебя на себе, а благодарности — ноль!
— Да ну? — я притворно округлил глаза. — Надо было брать отдельное купе!
— Потерпи, дорогой, — язвительно бросила Татьяна.
Проводница, заметив перепалку, вежливо улыбнулась:
— Ваш вагон?
— Третий, — хором ответили мы. — Вот он?
— Да, документы, пожалуйста. Всё в порядке. Места 11 и 12. Проходите.
Татьяна шагнула вперёд, но я, демонстративно толкнув её плечом, втиснулся в тамбур первым. Она фыркнула, затем с достоинством вкатила чемодан, будто демонстрируя победу.
— И не вздумай доставать свою гитару, — процедила Татьяна.
— Она хотя бы не храпит, как ты!
— Громче, Дима, чтобы весь вагон наслаждался нашим скандалом! — Она закатила глаза и наклонилась к сумке.
Я рухнул на нижнюю полку, засунул книгу под матрас.
— Ты что, перепутал? Это моё место! — Татьяна уставилась на меня.
— В билетах посмотри. Твоё — наверху. Вали.
— Это не смешно.
— Я и не клоун. Не уступлю.
…Мы прожили вместе четверть века. Наша дочь Света, единственная и любимая, выросла в семье, где родители казались ей идеалом: отец — крепкий, как дуб, мастер на все руки; мать — хлебосольная хозяйка, создающая уют.
Но за фасадом скрывалась иная правда. Обиды копились годами. Татьяна, когда-то мечтательная девушка, теперь видела себя жертвой, «закопавшей таланты» ради семьи. Я, некогда галантный кавалер, чувствовал себя загнанной лошадью — работа, дом, вечная неблагодарность.
Брак стал рутиной: я — телевизор, гитара; она — кухня, стирка, дочь. Душевные разговоры исчезли. Попытки вернуть страсть разбивались о стену усталости.
Решение развестись зрело медленно. Последней каплей стал спор на кухне, когда Света объявила о свадьбе. Мы вдруг осознали: наш брак давно держится на привычке.
Света ничего не знала. Для неё мы — образцовая семья. Мы договорились сохранить видимость мира до свадьбы. А после — развод.
…Утренний гул станции разбудил Татьяну. В купе вошла старушка с потёртым чемоданом. Я, уткнувшись в телефон, буркнул что-то невнятное на её приветствие.
Старушка выглядела потерянной: седые волосы сбились в пучок, тени под глазами, губы дрожали.
— Сынок, помоги, — тихо попросила она.
Я вздохнул, задвинул чемодан под полку.
— Доброе утро, — сказала Татьяна сверху.
— Здравствуйте, — кивнула старушка, расправляя матрас.
Татьяна спустилась, наступила на мой пиджак.
— Ты что?
— А зачем он тут висит?
— Чтобы не помялся.
— Света потом не погладит? Ах, да — это же я всегда гладила! — Она с вызовом прижала пиджак к стенке.
Наш спор прервал тихий плач. Старушка смотрела в окно, сжимая платок.
— У вас всё в порядке? — осторожно спросила Татьяна.
— Ничего, простите, — прошептала та.
Татьяна толкнула меня ногой: «Предложи воды». Я вышел, будто не заметив. Но старушка уже достала кружку.
— Давайте я помогу, — засуетилась Татьяна.
— Спасибо, — старушка вздохнула. — Уже ничего не исправить… Я мужа хороню.
Татьяна замерла.
— Поехала к дочке в Воронеж, а через два дня звонок… Мой Ваня умер. Сорок лет душа в душу. Не дождался…
Я вернулся, увидел Татьяну — её надменность растаяла. Она писала мне в телеграм: «У неё муж умер. Без твоих глупых шуток».
Я зло сверкнул глазами. Разве я тактичности лишён?
Старушка заговорила о муже:
— Он всегда спрашивал: «Как ты, любимая?» Не про ужин, не про тапки… А как он любил нашу Леночку! Сбежал с работы, когда она родилась, кричал под роддомом… Руки золотые были.
— А ссорились? — не удержался я.
— Миша! — шикнула Татьяна.
— Конечно, — старушка улыбнулась. — Я даже три раза уходила. Один раз в сарае пряталась, чтоб он побегал. Но без ссор брака не бывает. Главное — что вы значите друг для друга…
Татьяна смотрела на меня. Я видел в её глазах — она думает о том же, что и я. Вспомнил, как она перестала выходить встречать меня с работы. Как забыла про наши совместные ужины…
Вечером старушка вышла на своей станции. Мы смотрели, как её силуэт теряется в толпе.
…Когда поезд прибыл в Екатеринбург, я остановился под фонарём.
— Может… — замялся, — Может, не будем говорить Свете о разводе?
Татьяна подняла глаза. В них читалось то же, что и у меня.
— Я имею в виду… вообще.
Она резко развернулась, зашагала вперёд, но вдруг обернулась:
— Согласна.
И снова зацокала каблучками. Я шёл следом, пряча улыбку. Если бы видел, как она улыбается, глядя на убегающие огни поезда, всё бы понял без слов…
