**«Ты ведь не из леса — ты с неба мне упал…»**
Сегодня проснулся с ощущением, будто впереди что-то важное. Солнце заглядывало в окно, а на плите дымился горшок зелёных щей. «Сходить бы в лес, — подумал я. — Говорят, грибы уже пошли. Да и отдохнуть от дум». Накинул ветровку, оставил щи остывать и двинул к опушке за огородами. Идти было легко — привык к одиночеству.
Мне уже за пятьдесят. Десять лет как схоронил жену Анну — добрую, надёжную, с городской выучкой, но душой навсегда приросшую к деревне. Уговорила остаться тут, где воздух пахнет смородиной, а соседи — не чужие. Здесь построили дом, вырастили двоих дочерей, теперь взрослых и живущих в городе. А я остался один — с крепкими стенами, памятью об Ане да редкими звонками от девчонок.
Лес стоял тихий, пропитанный осенним теплом. Я складывал в лукошко боровики, подосиновики, рыжики — и на миг забыл про тоску. Но вдруг за спиной хрустнула ветка. Оборачиваюсь — и замираю. Передо мной мальчишка лет двенадцати. Глаза красные, лицо испуганное.
— Ты откуда? — спрашиваю. — Что один в чаще делаешь?
— Я Ваня… заплутал. Из деревни Дубки шёл по грибы, а теперь не знаю, как назад…
Ахнул. До Дубков — добрых пять вёрст.
— Пойдём ко мне. Обогреешься, поешь, потом разберёмся, — говорю, и мы потопали к моему дому.
Дома усадил Ваню за стол, налил щей, отрезал краюху хлеба, выложил солёные грузди. Парень ел так, словно неделю голодал.
— Давно не ел? — спросил я.
— С утра… да и то сухарь…
Оказалось, живёт Ваня с отцом — Виктором. Мать померла, когда ему было шесть. Отец шабашит по округе — то крышу поправит, то дров наколет. Дом снимают, а паспорт у Виктора украли, когда на заработках в Германии обманули.
Не раздумывая, позвал соседа Степаныча, и тот на своём «УАЗике» отвёз Ваню домой. Там и познакомились с Виктором — плечистым, усталым, но с тёплым взглядом. Благодарил искренне. А Ваня так и светился, будто уже прикипел ко мне.
На следующий день не мог усидеть. Виктор не выходил из головы. Не только из-за возраста и крепких рук. В нём было что-то… родное. Не как у тех, кого встречал мимоходом. Вечером сидел на крыльце, курил, вспоминал его слова.
Через три дня гости — Ваня с кульком пряников, Виктор с охапкой ромашек. Пили чай, болтали, а через пару дней он пришёл с топором — поправил забор, подлатал крышу, выкосил бурьян.
Так, не спеша, завязалось нечто большее. Ваня стал частым гостем, а я ловил себя на мысли, что жду… Виктора. И однажды не выдержал:
— Может, переедете ко мне? Места хватит…
Виктор долго колебался, но согласился. Через месяц они уже жили у меня. Паспорт восстановил, Ваню в нашу школу устроил. А ещё через полгода Виктор взял меня за руку:
— Давай вместе. До гроба.
Я кивнул.
Но тут вступились мои родители — Матрёна и Григорий.
— Спятил?! — кричал отец. — Мужик с ребёнком! Да ты его полгода знаешь!
— Мне не двадцать, — ответил я твёрдо. — Это мой выбор. Но хотел, чтоб вы его приняли.
Пришли к родителям. Воздух гудел от напряжения. Виктор держался стойко, но чувствовалось — разговор не клеится. Наутро я сидел на кухне, сжимая кружку.
— Не хочу терять вас… но и его — тоже…
А через два дня ночью нас разбудил Степаныч. У родителей горел дом. Мы примчались — мать с отцом стояли посреди пепелища, будто тени. Пол-избы — в углях.
Пустили их к себе. Через неделю Виктор сказал:
— Построим заново. Я берусь.
Взяли ссуду, закупили брёвна, и Виктор с отцом с утра до ночи возводили стены. Работали, как давние напарники. Как-то вечером отец хлопнул Виктора по плечу:
— Прости, сынок. Видно, Анна свыше тебя нам послала…
Теперь живём все вместе. Ваня вырос, мы с Виктором — как две половинки. Родители заходят, за самоваром вспоминаРодители заходят, за самоваром вспоминают ту страшную ночь и смеются, глядя, как Ваня учит их правнука собирать грибы.
