Ох, слушай, вот история…
– А Танька надолго уехала?
– До воскресенья вечером.
Я замерла на месте. «Танька» – это я. А голос мужа доносился из зала.
Утром я собиралась в соседний город к младшей сестре, уже была на вокзале, как вдруг она позвонила: температура, слабость, вся разбитая.
– Тебе не надо заражаться, – прошептала она.
Я набрала мужу, хотела сказать, что возвращаюсь, но он не ответил. И я поехала домой.
Открыла дверь, сняла ботинки, крадучись прошла в сторону ванной. Думала, он еще спит, собиралась переодеться, кофе сварить…
Но в коридоре остановилась. Из зала доносились голоса. Второй – женский, и он показался мне знакомым.
Прислушалась… и поняла.
Руки задрожали.
Это была Катя. Моя лучшая подруга.
– Когда ты ей наконец скажешь? – спросила она. – Сколько можно тянуть?
– Не сейчас, – вздохнул он. – У нее проблемы на работе, отец в больнице… Я не могу сейчас. Это ее добьет.
– Но ты же любишь меня?
Он промолчал. Пауза затянулась так, что я успела прижаться к стене – ноги подкосились.
– Люблю, – наконец сказал он. – Но не хочу, чтобы ей было больно. Таня мне не враг. Она хороший человек. Просто мы… стали чужими.
– А мы?
– У нас все по-другому. Нам хорошо.
Меня затошнило. Я медленно сползла на пол. Слезы потекли сами.
Говорили спокойно, буднично. Без истерик. Он не был влюбленным мальчишкой – взрослый мужчина, все взвесил.
– Пойдем, я кофе сварю, – услышала я.
– Только с корицей! – бросила она.
И я поняла… нет, почувствовала – у них есть свой мир, в котором меня давно нет.
Я встала, тихо зашла в спальню, прикрыла дверь. Наверное, слишком громко – потому что в зале резко стихло.
– Тань? – через пару секунд постучал муж. – Ты дома?
Я молчала. Он вошел. За ним – Катя. Взгляд испуганный, чуть виноватый. Совсем чуть-чуть.
– Ты… – начала она.
– Как видишь, не уехала, – перебила я. – Сестра заболела. Вот и вернулась. Сюрприз, да?
Он побледнел, язык будто отнялся.
А у меня, наоборот, будто пелена спала. Странное чувство – вся боль вдруг сменилась ледяным спокойствием.
Подошла к шкафу, достала чемодан, начала складывать вещи. Машинально. Носки, свитер, джинсы. Руки дрожат, но я не останавливаюсь.
– Тань, подожди… – Муж сделал шаг ко мне. – Ты не так поняла…
– Это… не то, что ты думаешь, – прошептала Катя, тоже приближаясь.
Я горько рассмеялась.
– Правда? А как мне это понимать? Вы репетировали сцену из спектакля?
– Мы просто разговаривали, – пискнула она.
– И целовались? Или это был «близкий» диалог? – я усмехнулась.
Она покраснела, глаза забегали. Муж опустил взгляд. Его всегда выдавали плечи – сейчас они ссутулились, как у двоечника, пойманного на списывании.
И тут я передумала собирать вещи и четко сказала:
– Вон отсюда. Оба. Сейчас же.
Думала, он попробует объясниться. Попросит прощения. Хотя бы что-то скажет.
Но он просто кивнул. Без эмоций. Без боли. Без борьбы.
Через три минуты дверь захлопнулась. А я осталась. Села на кровать и впервые за много лет не стала сдерживаться – разрыдалась в голос. Громко, навзрыд.
***
Прошел год.
Я развелась, сменила работу. Катя исчезла из моей жизни – будто ее и не было.
После развода он писал, пытался поговорить. Я не отвечала.
И он пропал.
Не знаю, вместе они сейчас или нет. Да и не хочу знать.
Долго переживала. Боялась, что не смогу одна. Что сломаюсь, стану вечной жертвой. Что счастье кончилось и больше не вернется.
А оказалось – наоборот.
Со временем я снова стала собой. Научилась дышать свободно. Смеяться.
И знаешь, что поняла?
Я просто привыкла быть несчастной. Думала, по-другому нельзя. Что моя жизнь – это то, что я сама себе создала. И сама во всем виновата.
А потом – бац.
Оказалось, можно жить иначе.
Освободиться после боли.
Измена – это не конец. Это многоточие. После которого начинается новая глава. Где ты не «удобная», а счастливая.
Так что все правильно. Я не жалею. Просто живу. Радуюсь.
И если с тобой случится подобное – не отчаивайся.
Прозрение – это когда перестаешь видеть в людях то, чего в них никогда не было.
Научись ставить границы. Быть хорошим – не значит терпеть всё…
Разочаруйся окончательно – и живи спокойно.
Никаких драм! Дистанция. Самоуважение. Трезвый взгляд.
Вот что важно.
Я любила твой смех, твой голос,
За твою душу билась всерьез.
А душа-то ржавчиной проросла,
Оказалась чужой и пустой.
Но любовь шептала: «Ничего,
Я все вычищу, выжгу огнем».
Были бури, был тихий штиль,
Сколько искр – не счесть вовсе!
Только вот в чем загвоздка была –
В этом пламени горела одна.
Ржа осталась ржою навек,
Чужая душа – просто прах…
