Разные кухни и одно яйцо
Бывает, люди перестают ссориться. И это уже не мир — это пустота. Так и случилось у Дмитрия и Светланы. Сначала были скандалы — крики, хлопанье дверьми, слёзы, страстные примирения. А потом — тишина. Наступает миг, когда даже злости не остаётся. Просто — ничего. Ни боли, ни нежности. Только чужие тени, живущие в одной квартире.
Они прожили бок о бок двадцать лет. Было всё: и свадьба на бегу, и съёмные углы, и бессонные ночи из-за детей, и долгие вечера, когда верилось — любовь переживёт всё. А потом — не пережила. Всё затихло. Разошлись по углам, будто по разным городам. Стали есть порознь. Сначала ужинали в разное время. Потом — разную еду. В конце концов у каждого появился свой угол в холодильнике. Как в общежитии.
О разводе не заговаривали. К чему? О чём говорить, если каждый вечер — это лишь ожидание, когда наконец наступит тишина? Дмитрий начал ездить в дом отдыха — один. Там он познакомился с женщиной, Татьяной, тихой, понимающей. Она умела слушать и не лезла с вопросами. Он писал ей письма. Настоящие, в конвертах. Вкладывал в них то, чего уже не мог сказать дома.
А Светлана… Она просто существовала. Носила застиранный халат, вставала по будильнику, пила утренний чай. Молчала. Даже с подругами почти не общалась — зачем, если у них всё «как у людей»?
И вот однажды — обычное утро. На кухне пахло подгоревшим маслом и чёрствым хлебом. Светлана стояла у плиты. Маленькая, хрупкая, будто за эти годы съёжилась ещё больше. Перед ней — крохотная сковородка. В ней — одно-единственное яйцо. Не омлет, не глазунья на двоих, не что-то для семьи. Одно яйцо. Себе. И всё.
Дмитрий зашёл на кухню, наливал кофе. Тоже собирался — не только на работу, но и… в новую жизнь. Решился, хотел сказать. Уже всё обдумал. Даже чемодан почти собрал.
Но она обернулась. Без упрёков. Без слёз. Просто подняла на него глаза и слабо улыбнулась:
— Хочешь яйцо? — и протянула ту крошечную сковородку.
Этот жест пронзил его сильнее любой ссоры. Будто время откатилось назад. Там, в прошлом, была общага, одна сковородка, один плед на двоих, один стакан. И эта же девушка, только смеющаяся, в ситцевом платьице, босая, с чёлкой. Не уставшая женщина, а весёлая белочка, как он её когда-то звал.
Он не взял сковородку. Он взял её. Обнял. Крепко. Без слов. А потом заговорил. Путано, сбивчиво. О том, как будто туман затянул ему голову. О серости, о том, что сам не заметил, как потерял самое важное. И, может, он плакал. Она не видела — он выше, она совсем крошечная. Только дрожала у него в руках и что-то шептала про «я тоже».
На плите догорало яйцо. Желток был таким золотым, таким тёплым. Как напоминание — не всё кончено. Любовь ведь не кричит. Не бьёт в набат. Она прячется в мелочах. В одной сковородке. В тёплом взгляде. В простом: «Хочешь яйцо?»
А потом они снова стали есть вместе. И разговаривать. Не обо всём сразу. Не без боли. Но вместе.
…Иногда кажется, что всё давно умерло. Но вдруг — маленькое «яйцо» меняет всё. И ты понимаешь: любовь не ушла. Она просто стала тише. Меньше. Почти невидимой. Но всё ещё жива.
