Это случилось прошлым летом. День выдался знойным, воздух был густым, будто пропитанным свинцом, и вдруг мне резко стало плохо. Сердце сжалось, руки ослабли, в глазах поплыли тёмные пятна. Мне уже 65 — возраст не юный, и, видимо, тело дало знать, что ему нелегко. К счастью, в тот день у меня гостили сын Дмитрий с женой Татьяной. Если бы не они, неизвестно, чем бы всё закончилось. Быстро усадили меня в машину и повезли в городскую больницу.
По дороге Татьяна без конца кому-то звонила — оказалось, у её родни были связи в медицине. Меня положили в частную клинику: отдельная палата, заботливые врачи, еда — как в хорошем кафе. Обследовали вдоль и поперёк, и, слава Богу, состояние выровнялось. Всё было словно в доброй сказке. Пока я болела, Таня прибралась у меня дома, забила холодильник едой, купила лекарств. Я чувствовала себя окружённой теплом. Кто ещё станет так ухаживать за пожилой женщиной?
Но едва я окрепла, начался разговор, от которого похолодело внутри. Татьяна, сидя напротив с кружкой чая, вдруг спокойно заговорила:
— Мы, конечно, хотим, чтобы ты жила долго. Но надо смотреть правде в глаза. Возраст, здоровье… Ты же понимаешь. Пора оформить завещание. На Диму, разумеется. Мы же рядом. Помогаем. И будем помогать. Главное — чтобы было за что.
Я онемела. Стало не по себе. Ведь у меня есть не только сын, но и дочь — Анечка. Младшая. У Ани двое малышей, живут скромно, с мужем ютятся в тесной однушке, еле сводят концы с концами. Я по мере сил помогаю ей: отдаю закатки, продукты, иногда незаметно суну пару тысяч в сумку. Она не просит, стесняется, но я вижу. И знаю: моя квартира ей нужнее.
А Татьяна продолжала:
— Анька даже не приехала тебя навестить. А мы тут, не спим ночами. Думай, кто о тебе по-настоящему заботится.
Я не стала говорить, что Аня звонила каждый день, что с двумя грудничками её бы всё равно не пустили в реанимацию. Просто молча кивала. И под этим напором согласилась. Пошли к нотариусу, и я подписала бумаги: квартира — Диме. Он, кстати, весь разговор сидел, опустив глаза, не проронил ни слова. Всё решала Таня.
А потом я не могла уснуть. Сердце ныло, грызла совесть. Я любила детей одинаково. Но как я могла так поступить с дочкой? Диме с Таней и так есть где жить, детей у них нет, внуков не будет. А у Ани — семья, малыши. Им нужен дом. Несправедливость душила меня.
Через неделю я, ни слова не сказав никому, сама поехала к другому нотариусу. Переписала завещание: квартиру — Ане с детьми, а Диме и Тане — дачу. Хотят — пусть отдыхают летом. Не хотят — продадут. Всё по заслугам.
Никому не сказала. Пусть узнают потом. Хочу дожить спокойно, без намёков, упрёков и манипуляций. Не хочу, чтобы меня любили только за квадратные метры.
Иногда думаю: может, я плохо воспитала сына? Или это Таня на него так влияет? Но факт есть факт: взрослые дети приходят не потому, что скучают. А проверить — жива ли ещё старуха, стоит ли тратить силы.
Не будь у меня квартиры и дачи — осталась бы я совсем одна?
Теперь ясно: нельзя сдаваться. Нельзя отдавать себя тем, кто видит в тебе только выгоду. В старости особенно важно жить по совести и не вестись на шантаж, даже если он прикрыт заботой. Пусть моя история станет кому-то наукой.
