Прошлым летом со мной случилась беда. Был невыносимый зной, в воздухе стояла такая духота, что вдруг я почувствовала — сердце сжало, руки обмякли, в глазах потемнело. Мне ведь уже 65 — возраст, как говорится, не шуточный, и организм дал сбой. Хорошо, что в тот день у меня гостили сын Денис с женой Алёной. Если бы не они, не знаю, чем бы всё закончилось. Быстро усадили меня в машину и повезли в больницу.
По дороге Алёна без остановки кому-то звонила — оказалось, у её родни сплошные связи в медицине. Меня положили в частную клинику: палата как в гостинице, врачи внимательные, кормят — пальчики оближешь. Обследовали вдоль и поперёк, и, слава Богу, поправилась. Всё было как в сказке. Пока я болела, Алёна прибралась у меня, забила холодильник до отказа, купила кучу лекарств. Казалось, вот оно — настоящее участие. Кто ещё так возится с пожилой женщиной?
Но едва я окрепла, как разговор принял такой оборот, что у меня внутри всё перевернулось. Алёна, попивая чай, спокойно так заводит:
— Конечно, мы хотим, чтобы ты жила сто лет. Но давай смотреть правде в глаза. Возраст, здоровье… Ты же понимаешь. Надо оформить завещание. На Дениса, само собой. Мы ведь рядом. Помогаем и будем помогать. Главное — чтобы был стимул.
Я онемела. Сердце ушло в пятки. Ведь у меня есть ещё и дочь — Катюша. Младшенькая. У Кати двое малышей, живут скромно, с мужем ютятся в съёмной однушке, денег вечно не хватает. Я потихоньку помогаю: то банку солений передам, то продукты, а то и купюру незаметно в сумку суну. Она не просит, стесняется, но я-то вижу. И знаю — моя квартира ей куда нужнее.
А Алёна продолжала:
— Катя даже не приехала к тебе в больницу. А мы тут, не спали ночами. Ты должна ценить тех, кто о тебе по-настоящему заботится.
Я не стала говорить, что Катя звонила каждый день, что с двумя грудничками её в реанимацию всё равно не пустили бы. Просто кивала. И под этим напором согласилась. Пошли к нотариусу — я подписала бумаги: квартира теперь Денису. Он, кстати, всё время сидел, потупившись, молчал. Говорила одна Алёна.
А потом я не могла уснуть. На душе было гадко, будто предала саму себя. Люблю-то я их одинаково. Но как же я могла так поступить с дочерью? Денису с Алёной и так есть где жить, детей у них нет и не будет. А у Кати — семья, малыши. Им нужен свой угол. Сердце разрывалось от этой несправедливости.
Через неделю я, ни слова не сказав, поехала к другому нотариусу. Переписала завещание: квартиру — Кате с детьми, а Денису с Алёной — дачу. Хотят — пусть отдыхают летом. Не хотят — пусть продадут. Каждому по заслугам.
Никому не рассказала. Пусть узнают потом. Хочу дожить спокойно, без намёков, давления и торговли за любовь. Не хочу, чтобы меня ценили только за квадратные метры.
Иногда думаю: может, я плохо сына воспитала? Или это Алёна на него так влияет? Но факт остаётся фактом: взрослые дети приезжают не от тоски по матери. А проверить — жива ли ещё старуха, стоит ли дальше стараться.
Будь у меня одна пенсия — осталась бы я совсем одна?
Теперь я знаю точно: нельзя прогибаться. Нельзя отдавать себя тем, кто видит в тебе только дряхлость и выгоду. В старости особенно важно слушать сердце и не вестись на шантаж, даже если он прикрыт заботой. Пусть моя история хоть кому-то будет уроком.
