Ты теперь ненужная обуза! жених бросил её в инвалидном кресле, но через год приполз к ней на коленях.
Алина, я не могу. Пойми, я не могу связать свою жизнь с инвалидом.
Эти слова Дмитрий произнёс тихо, почти шёпотом, глядя не на неё, а на ненавистное, чужое инвалидное кресло, стоявшее у её больничной койки. Он смотрел на него, как на чудовище, проглотившее их будущее.
Алина смотрела на него, а белые стены палаты расплывались от горячих, непрошеных слёз. В ушах ещё звенел гул той страшной аварии, но он был ничто по сравнению с оглушительной тишиной, повисшей между ними сейчас.
Всего месяц назад они выбирали обручальные кольца. Месяц назад они, смеясь, спорили, какого цвета будут обои в детской. Дмитрий носил её на руках в их крошечной съёмной квартирке и клялся, что так будет всю жизнь.
А потом была та роковая дорога. Чужой автомобиль, вылетевший на встречную полосу, словно пуля. Оглушительный удар. Темнота, пахнущая бензином и кровью.
И вот приговор. Самый страшный приговор, вынесенный не врачами в белых халатах, а самым дорогим человеком, чьи глаза теперь были холоднее льда.
Дима, но как же? Мы же мы же любим друг друга прошептала она. Её голос был слабым, едва слышным, как и всё её обессиленное тело. Внутри всё сжималось от животного ужаса. Она вцепилась в его взгляд, пытаясь найти там хоть искру прежней нежности.
Любили, холодно, будто скальпелем, отрезал он. Я любил здоровую, активную женщину. Такую, с которой можно ходить в горы, а не ту, которую придётся возить по врачам и таскать на себе.
Алина, у меня большие планы на жизнь. Карьера. Успех. А ты ты больше не вписываешься в эти планы Прости, но горькая правда лучше сладкой лжи.
В его взгляде не было ни капли жалости. Лишь холодная, расчётливая досада и отвратительный страх. Страх за собственное, теперь «испорченное» будущее.
Она ещё пыталась держаться за него, как утопающий за соломинку. Последняя отчаянная попытка достучаться до того Дмитрия, которого она знала.
Я встану! Я обязательно снова пойду! Врачи говорят, шанс есть! Мне просто нужна твоя поддержка, Димо пожалуйста
Её мольба стала последней каплей. Его лицо исказилось. Терпение, которое он, видимо, изображал, лопнуло, как натянутая струна. Внутри Дмитрия всё кипело от глухого раздражения, и оно вырвалось наружу ядовитым потоком слов. Он почти кричал, срываясь на визг:
Алина, какое ещё выздоровление?! Ты слышала, что сказали врачи?! Шансов нет их вообще нет! Сколько денег уже потратили никаких сдвигов и не будет! Алина, я устал ждать чуда не случится! Я просто устал от такой жизни Я больше не могу!
Он тяжело дышал, выплеснув свою уродливую правду. Алина молчала, раздавленная этим потоком эгоизма. Слёзы катились по щекам, но она собрала в себе остатки сил и прошептала, с последним отчаянным вздохом веры:
Мне не нужно чудо Мне нужна только твоя поддержка. Просто будь рядом С тобой я справлюсь Прошу
Эти слова, полные веры в него, окончательно разозлили Дмитрия. Её слабость и зависимость вызывали в нём лишь отвращение. Он решил не просто уйти, а раздавить её так, чтобы она больше никогда не посмела обращаться к нему.
Поддержка? он криво усмехнулся, и эта улыбка была страшнее любого крика. Он окинул её презрительным взглядом с головы до ног.
Какая ещё поддержка, Алина? Чтобы я всю жизнь возил тебя по врачам и менял тебе судно? Ты теперь просто ненужная обуза. Понимаешь? Обуза. Которую я не собираюсь нести до конца своих дней.
«Ненужная обуза».
Эта фраза ударила сильнее, чем металл смятой машины в тот страшный день. Она вонзилась прямо в сердце, разрывая его на куски. Перехватило дыхание. Мир сузился до его жестоких губ и этой чудовищной фразы.
Он молча положил на больничную тумбочку ключи от их общей квартиры. Они звякнули сухим, окончательным звуком. Звуком конца.
Я съехал. Вещи свои уже забрал. Не ищи меня. Прощай.
Он развернулся и вышел, не оглянувшись. Его уверенные, твёрдые шаги глухо отдавались в пустом больничном коридоре и в её опустошённой, растоптанной душе. Алина смотрела на дверь, за которой он исчез, и беззвучно выла, как раненый зверь.
Первые недели Алина тонула в трясине отчаяния. Она не хотела жить. Не хотела видеть белый потолок палаты, сочувствующие взгляды медсестёр и мать, украдкой вытиравшую слёзы в коридоре. Она не могла даже смотреть на ненавистное инвалидное кресло, ставшее её личной тюрьмой.
Но когда казалось, что дышать уже не осталось сил, на самом дне внутренней пропасти её боль и унижение начали превращаться в нечто иное. В ледяную, натянутую, как струна, ярость.
Однажды, когда санитарка неосторожно оставила на тумбочке глянцевый журнал, Алина наткнулась на фото Дмитрий. Он улыбался на светском приёме, рядом с дочерью высокопоставленного чиновника. Беззаботный, успешный, свободный. Что-то резко перевернулось внутри неё. Глаза перестали плакать в них загорело
