Материнская тревога
Разве виновата мать, если у взрослого сына жизнь пошла наперекосяк? Но никто, кроме неё, не примчится на помощь. Лишь мать молится за сына, ждёт его бессонными ночами. Ждёт и любит.
Варвара Семёновна подняла троих сыновей одна. Судьба словно испытывала её — рано забрала мужа, Ивана Фёдоровича. Прожили вместе всего четырнадцать лет, сердце подвело.
Горе своё она переживала втихомолку, не показывала слёз, хотя боль въелась в сердце как ржавчина. «Детям слабости нельзя показывать, — думала она, засыпая с мокрыми щеками. — Пусть видят во мне опору. Я выдержу».
Старшие — Андрей и Павел — погодки. Когда Иван умер, им было тринадцать и двенадцать, а младшему, Костику, едва три исполнилось.
Однажды Андрей подсмотрел, как мать, отвернувшись к окну, быстро смахнула слёзы. Подошёл, обнял её сзади:
— Мам, ну чего ты? Папы нет — да, но мы с Пашкой тебе поможем. Скажи, что сделать — всё сделаем.
— Господи, какая ж ты у меня опора, Андрюшенька… — прошептала она, сжимая его руки. — Ничего, переживём. Вот подрастёте — легче станет.
Братья держались друг за друга. В школу — вместе, из школы — вместе. Если кто задирался — стояли стеной. Варвара Семёновна на них не жаловалась: учились хорошо, по дому помогали. Жили в добротном доме в деревне Глухово — Иван Фёдорович строил на века, мечтал о большой семье. Но судьба распорядилась иначе.
Время шло. Андрей с Павлом один за другим ушли в армию, потом женились, подарили матери внуков. Навещали часто:
— Мам, дрова надо? Я в субботу приеду, нарублю, — говорил Андрей, старший, главный теперь не только среди братьев, но и в обеих семьях.
Павел женился удачно, и Варвара Семёновна невесток любила. Соседка Валентина, бывало, жаловалась:
— Варь, мой-то Мишка приволок какую-то Марфу — ну бука! В рот воды набрала, со свекровью и слова не скажет. Не жизнь — мука!
— Мне Бог послал золотых, — отмахивалась Варвара. — Обе как солнышки: и гостинцы привезут, и словом обогреют. Заходи, чайку попьём с их конфетами — таких я и не пробовала!
Но главная её тревога — Костик. Младшенький родился, когда Андрею было десять. Хилый, вечно простуженный, всё детство в больницах. После смерти отца его и вовсе закутали в вату.
— Андрюха, Пашка, смотрите за братом, — наказывала мать, уходя на работу. — Чтоб шапку надел, а то опять сопли по колено.
— Да он издевается! — ворчал Павел. — Говорю — не лезь в лужу, он назло шлёпает! Вот дам однажды…
— Ты чего, он же маленький ещё! — останавливала Варвара.
Андрей же вёл себя как настоящий глава семьи. Уроки Костику проверял, за двойки — подзатыльник:
— Не позорь нас! Мы с Пашкой учились хорошо — и ты тянись!
Отпустило Костика, лишь когда братья женились и разъехались. Остался он с матерью один — и вырос, как тепличный цветок. После школы укатил в райцентр, в техникум на механика.
Через полтора года объявил:
— На след каникулах приеду не один. Там у меня… девушка. Ленка.
— Сынок, ты жениться собрался? — ахнула мать.
— Какая женитьба! Поживём — посмотрим. Ты, мам, в своей деревне закостенела, — огрызнулся он. Мать смолчала.
Перед выпуском привёз Лену знакомиться. Девушка — шустрая, глаза бегают:
— Здрасьте, тётя Варя!
Варвара Семёновна ахнула: розовые волосы, джинсы с дырами, губы — будто смородиной намазаны. За чаем Лена сразу к делу:
— А дом-то у вас сколько стоит? Метраж-то какой?
— Отец Кости сам строил, — насторожилась мать. — Лучший плотник в районе был. Каждый брёвнышко — его труд.
— Ну раз мастер был — значит, наследство хорошее оставил? — не унималась Лена.
Варвара поняла: сын нарвался на стяжательницу. «Моего парня как на базаре осматривает. Дом ей нужен… Да икона у нас, Николая Чудотворца, — вековая, антиквары за глаза
