Обида длиною в жизнь
– Мама, ну что ты молчишь? – Ольга стояла у окна кухни, наблюдая, как её мать медленно перебирает гречку. – Света же ты тысячу раз извинилась. Как долго ты можешь злиться?
Анна Ивановна не отрывалась от кастрюли. Её руки двигались с механической точностью, отделяя зерна от сора.
– Извинилась? – тихо вымолвила она. – А где она была, когда мне времён не было? Где была моя Светочка, когда я лежала в больнице с горячкой?
Ольга вздохнула. Эта история простиралась на годы, и каждый раз, как-либо упоминав сёстру, мать становилась непробиваемой скалой.
– Мам, ты же знаешь, как получилось. У неё Маруська тогда захворала, температура высокая, чуть ли не сорок. Как она могла бросить ребёнка ради тебя?
– Могла бы! – завернула Анна Ивановна. – Когда ей жильё надо было, хватило прыти прибегать к матери. А тут и Маруся здорова, и работа не в приказе.
Ольга села за стол. Ей было почти пятьдесят, но разговоры с матерью и сестрой казались тяжелее любого труда. Роль посредника выдалась тяжёлой.
– Мама, Света плачет каждый раз, как вспоминает. У неё самой на выбор не было.
– Всегда выбор есть, – прокатилось в ответ. – Могла бы звонить. Поспрашивать. А она – как птица снегирь: стало опасно – перелетела в другое место.
Ольга вспомнила тот кошмарный момент. Мать попала в больницу с трудом дышать, а Света-[малая] с ребёнком металась по поликлиникам. Марусе тогда было три годика, и врачи смотрели из-за менингита.
А ещё эта спешка с квартирой. Света с мужем копили на домик пять лет, и вдруг – случай. Но помогать надо было немедля. Анна Ивановна согласилась выдать часть денег, но потом стало плохо.
– Страшно, что самое? – спросила мать, не отрывая руковых движений. – Не то, что не пожалела. А то, что и попытки не делала. Ни слуху, ни духу. Как будто и не родной.
– Мам, она же боялась…
– Чего боялась? Что я с ней честно разругаюсь? Так я рада бы. Пятьдесят лет я её выносила, сердце отдавала. А в ответ – молчание.
Голос Анны Ивановны дрогнул. Ольга увидела слёзы, что сверкали в её глазах. Это было то, что ранило глубже – не просто обида, а предательство, вошедшее в плоть.
– Мама, Света же тебя любит. Помнишь, как она служила за тобой, когда нога болела? Месяц каждый день наведалась, продукты несила, уборку делала.
– Помню, – кивнула. – И отсюда уж и больнее. Думала, что кому можно на себя положиться. А оказалось – глупость подумала.
В этот миг телефон звонок. Ольга взглянула на экран и увидела имя сестры.
– Может, с ней побеседуешь?
– Нет, не надобно. Нечего сказать.
Ольга соединилась и вышла в коридор.
– Привет! Удалось выяснить что-ли? – взволновано спросила сестра.
– Света, она не хочет разговоров. Что делать-то?
– Анюта, умоляю, скажи ей, что я готова на коленях ползти, лишь бы отпустила. Никаких слов. Я Маруську спрашивает, почему бабушка злится.
– А ты как ей объяснила?
– Помолчала. Говорю, что бабушка простужена. Как же, Анюта, мне объяснить трёхлетнему ребёнку, что такое боль? Помоги. Я сума-ума сума.
Ольга посмотрела в сторону кухни, откуда стучала посуда. Мать, видать, начала готовиться.
– Света, подумай, может, просто приехать? Без подтверждений. Лично.
– Боюсь. Может, не впущит?
– Тогда стоять у двери, пока не откроет. Маме нужны не слова – действия.
Тишина повисла в трубке.
– Ты права. Завтра же приеду.
После разговора Ольга вернулась в кухню. Мать уже готовила кастрюлю с гречкой, резала лук для котлет.
– Это Света звонила?
– Да. Хочет завтра прибыть.
Рука с ножом остановилась.
– Нет. Пусть остаётся.
– Мам, может, стоит выслушать? Ведь это قريبые люди. Горько, а ссора важнее?
Анна Ивановна резко обернулась.
– Ссора? Не ведаешь, что говоришь! Меня чуть ранимость не унесла! Думала, что жизнь утекает, а в голове – почему Света не звонит? Может, у неё кто-то заболел?
Мать вытерла руки и села.
– Я попросила медсестру каждый день связываться с тобой, чтобы узнать, в порядке ли Света. А она, хозяйская, совсем спокойно своими делами занялась, мне известно.
– Мам, она же не узнала, что так тяжело. Ты сама меня просила не пугать перед времён.
– Правильно. Но как уж стало худо, врачи не обещали ничего хорошего. Я тебя просила связать с Светой. А как получил ответ? «Мама, она сейчас не может приехать, у них проблемы».
Ольга вспомнила тот разговор. Всё мучительно. С одной стороны – молитва матери, с другой – объяснения сестры. Света тогда заходила между поликлиникой с Маруськой и нотариуса с квартирой.
– Но ты же видела. Я каждый день наведывалась.
– Да. И за это благодарна. Но почему одна дочь может найти время для больной матери, а другая – нет?
Ольга не знал, что сказать. В душе чувствовалось, что мать права. Тогда, эти месяцы назад, она так же сердилась на Свету.
– Знаешь, что я поняла за всё это время? – Анна Ивановна тяжело вздыхала. – Для Светы я важна, только если ей что-то нужно. А при случае – и рядом нет.
– Это несправедливо, мам. Ты же помнишь, сколько раз она тебе помогала.
– Помню. Но и помню разные вещи. То на машину денег просила, то с Маруськой присмотреть, то ещё что. А я думала, что мы семья.
Ольга чувствовал сжатие. Мать праведна. Света часто просила помощи, редко отводила.
– Но ведь и ты не идеальна. Помнишь, как с нами пищала и всё?
Лицо Анны Ивановны смягчилось.
– Помню. И раскаиваюсь.
Они сидели в тишине. Вечер подходил.
– Мам, обещай. Если Света приедет – не выгони. Дай шанс объяснить.
Анна Ивановна замолчала.
– Хорошо. Выслушаю. Но не значит, что принять.
Утром следующего дня Ольга проснулась от звонка.
– Анька, я еду к маме, – голос Светы дрожал. – Ночь не спала.
– Главное – сказать от сердца. Не оправдываться.
Света стояла у двери в десять. В руках – хризантемы.
– Здравствуй, мама, – прошептала.
– Здравствуй, – пропустила.
Они сели.
– Цветы красивые.
– Мам, ты их любишь.
– Помню.
Света положила букет на стол.
– Не знаю, с чего начать.
– Начни с того, почему молчала.
Слёзы, объяснения.
Совместный разговор. Объяснение невинности. В конце – бабушка позволила.
– Мама, я боялась. Боялась тебя потерять.
– И поэтому не приехала?
– Нет! Но мыслили только о квартире. Думала, что если упустим – потом не поможет. А когда Маруська поправится, приедем. Но каждый день что-то. То температура, то анализы.
– А когда придёшь?
– Как только Маруська здорова. Но не получилось.
Света плакала.
– Мама, я каждый день о тебе думала. Напоминала Аньке, что люблю. Но понимала, что звонить не имею права.
– Почему?
– Потому что знала, ты будешь спрашивать, когда приеду. А я не могла ответить. Не могла сказать, что дочь важнее матери.
Анна Ивановна молчала.
– Мама, это было не предательство. Это…
– А что разница? Результат один.
Совместные слёзы.
– Мама, посмотри на Маруську. Как ей объяснить, почему бабушка злится?
– А что отвечаешь?
– Помолчала. Говорю, что бабушка простужена. Но она же не глупа.
Света достала фото. Маруська в новом платье.
– Она каждый вечер просит сказку. Помнишь, как ты читала про Колобка? Она до сих пор помнит твой голос.
Анна Ивановна слёзы навернулись.
– Помню. Она так смеялась…
– Дай шанс. Всю жизнь потратить на восстановление.
Мать посмотрела на внучку.
– Давай попробуем. Без недосказанности. Всё сразу.
Сенсация прощения.
Через день – сообщение: «Примиремся».
Анна улыбнулась. Семейная драма окончена.
Маленькая Маруська бросилась к бабушке. Анна Ивановна обняла её. Всё могло быть иначе.
Прошлое превратилось в воспоминание. Семья нарастают.
