**Свобода в четырёх стенах**
— Мам, ну хватит уже! — Катя швырнула сумку на пол и повернулась к пожилой женщине в инвалидном кресле. — Я не ребёнок, сама решу, когда возвращаться!
— А я волнуюсь! — всхлипнула Татьяна Ивановна, сжимая в руках платок. — Ты видишь, в каком я состоянии… Вдруг с тобой что случится, а я даже подойти не смогу!
Катя вздохнула, сняла куртку и повесила её в шкаф. Три года назад мать сломала шейку бедра, и с тех пор их хрущёвка стала для обеих и домом, и клеткой.
— Ладно, мам, я понимаю. Но мне же работать надо, деньги зарабатывать. На твои лекарства, между прочим, — смягчившись, сказала она, опускаясь на диван рядом.
— Знаю, знаю… — Татьяна Ивановна отвернулась к окну. — Мне просто страшно одной. Соседка Антонина Степановна говорит, можно сиделку нанять, но разве чужая заменит дочь?
Катя посмотрела на мать и почувствовала знакомый камень в груди. В сорок два года она не вышла замуж, не родила детей, а теперь и вовсе превратилась в няньку. Каждое утро — подъём в шесть, завтрак, таблетки по расписанию, работа, беготня по поликлиникам, вечером — ужин, компрессы, и так по кругу.
— А что Виктор сказал, когда звонил? — осторожно спросила мать.
Катя замерла. Виктор, её старый знакомый, звонил уже третью неделю подряд — звал в театр, на концерты, просто прогуляться. И каждый раз она отказывалась.
— Да ничего особенного, мам. Про работу спрашивал.
— Врёшь, — вдруг твёрдо сказала Татьяна Ивановна. — Думаешь, я не вижу, как ты краснеешь, когда он звонит?
Катя встала и пошла на кухню кипятить чай. Мать права, конечно. Виктор нравился ей ещё в университете, но тогда у каждого была своя дорога. Теперь же он разведён, работает архитектором, переехал в их город. И явно не просто так звонит.
— Мам, помнишь, как ты рассказывала про бабушку Ольгу? — крикнула Катя с кухни.
— Какую Ольгу?
— Ту, что войну пережила, одна пятерых вырастила. Ты говорила, она всегда твердила: жизнь — как река, не успеешь оглянуться — уже проплыла.
Татьяна Ивановна замолчала. Катя вернулась с чаем, поставила чашку на столик у кресла.
— К чему ты это? — осторожно спросила мать.
— Да так… — Катя присела на подоконник, обняв колени. — Иногда кажется, будто время утекает сквозь пальцы, а мы тут как в заколдованном круге.
— Значит, я тебе обуза, — горько сказала Татьяна Ивановна.
— Нет, мам, не обуза. Но… Помнишь, как я мечтала в Питер съездить? В Русский музей? Или хотя бы в драмтеатр сходить?
— Так поезжай! Кто тебе мешает?
— Мам…
— Что «мам»? Думаешь, я слепая? Сижу тут, как прикованная, и тебя заковала. Но я же не просила!
Катя— Давай попробуем выбраться из этого круга вместе, мам, — сказала Катя, и улыбка на её лице была такой же лёгкой, как первый снег за окном.