Душный июльский вечер. Ресторан в самом сердце Москвы гудел, как разворошённый муравейник: официанты метались между столами, повара орали друг на друга, гости сердито стучали приборами по фарфору. А она… Вошла в это пекло бесшумно, словно тень.
На женщине — скромное бежевое платье, волосы стянуты в неброский пучок, лицо — умиротворённое, с лёгкой усталостью в уголках глаз. Ничто не выдавало в ней ничего особенного. Просто подмена на кухне — временная помощница, пока шеф в отпуске.
— Ты хоть держать нож умеешь? — буркнул управляющий, даже не глядя на неё, уткнувшись в экран планшета с нескончаемыми заказами.
— Умею, — коротко бросила она и шагнула за кулисы кухни.
Там царил хаос. Горело масло, гремели кастрюли, повара теряли последние нервы. А из зала уже доносилось: «Где моя еда?!», «Я жду уже час!» Посетители один за одним уходили, хлопая дверьми.
— Эй, новенькая! Нарежь овощи для греческого! — рявкнул су-шеф, тыкнув пальцем в ящик с огурцами и помидорами.
Женщина кивнула. Взяла нож. И в тот же миг воздух вокруг словно сгустился.
Нож стал продолжением её руки, будто они были неразделимы всю жизнь. Листья салата ложились на доску в идеальном порядке. Огурцы превращались в полупрозрачные кружочки. Помидоры — в безупречные ломтики, не терявшие ни капли влаги. Болгарский перец — в ровные кубики, будто вырезанные по лекалу.
— Это… кто?.. — прошептал один из поваров, замерши на месте.
Она не ответила. Просто делала своё дело. Масло нагрелось до идеальной температуры. Соусы смешивались с математической точностью. Куриная грудка жарилась ровно столько, сколько нужно — до золотистой корочки. Аромат поплыл по воздуху — густой, томный, словно бабушкин пирог из детства.
— Что это за божественный запах?! — вскрикнула одна из гостей, вскинув голову.
Управляющий вынырнул из-за стойки и остолбенел. Кухня, ещё минуту назад похожая на поле боя, теперь напоминала хирургический зал. Все молчали. Все смотрели на неё — на женщину в бежевом.
— Кто вы?.. — прохрипел он.
Она подняла глаза. В них не было ни страха, ни раздражения. Только глубокая, выстраданная уверенность.
— Варвара Сметанина. Бывший шеф «Белых ночей». Три звезды Мишлен.
В кухне повисла тишина. Даже посудомойка обернулась. Это имя знал каждый.
— Но… вас же… вас затоптали после статьи Дмитрия Соколова! — выдохнул один из поваров.
— Да, — тихо ответила она, снимая фартук. — Иногда надо исчезнуть, чтобы понять, куда вернуться.
И уже собралась уходить, когда к ней подбежал запыхавшийся официант — долговязый паренёк с растрёпанными волосами. В руке — салфетка с нацарапанным номером.
— Вы… вы же та самая! — прошептал он. — Та, про которую написали, что она «заигралась в высокую кухню»! Почему вы здесь? Почему в нашем ресторане?
Варвара обернулась. Ветер шевелил её волосы, глаза потемнели.
— Потому что сегодня за тем столиком у окна ужинает Дмитрий Соколов.
Тот самый критик. Человек, чья статья разнесла её репутацию в пух и прах. Он сидел, как всегда, с высокомерной усмешкой, верял бокал «Каберне», брезгливо ковыряясь в меню.
— Бургеры, суши, какие-то пасты… Боже, провинциальная безвкусица, — ворчал он себе под нос.
Но вдруг его ноздри дрогнули. Он резко поднял голову, словно учуяв запах дичи.
— Что это за аромат?! — рявкнул он официанту. — Кто там готовит?!
— Это… временная помощница, — неуверенно пробормотал тот.
— Принеси. Немедленно.
Он не стал ждать. Схватил вилку у соседнего стола, зачерпнул кусок чужого блюда и отправил в рот.
И застыл. Затем побелел. Потом покраснел. И… дрожащими руками потянулся за ещё одним кусИ когда он опустил последнюю ложку супа, подняв взгляд к Варваре, в его глазах стояли не ресторанные оценки, а давно забытое чувство — чистая, детская радость от еды.
