**Лето, которое всё перевернуло**
— Я уезжаю к Дмитрию! — заявила я, захлопывая чемодан. Мать, стоя в дверях, побагровела от гнева.
— Бесстыдница! Чтоб ноги твоей здесь не было, когда приползёшь с животом! — кричала она, пнув чемодан, будто он был во всём виноват.
«Странно, — мелькнуло у меня в голове, — а ведь ты так мечтала о внуках…»
Мне было двадцать три, и я рвалась на волю. Жалость к матери глодала изнутри, но её вечный контроль душил меня ещё сильнее. Я мечтала о свободе, о жизни без её бесконечных упрёков. И вот я — предательница, бросившая мать ради мужа.
Она осталась одна. Её энергия, привыкшая командовать и опекать, теперь не находила выхода. Она лезла к соседям, но те, как и я, хлопали дверями, не желая подчиняться. Мать начала сдавать — то сердце прихватит, то давление подскочит. Её звонки пестрели прозрачными намёками на одиночество, трубка грохала после каждого разговора, а в прихожей стоял запах валерьянки. Я велась на эти манипуляции, и моя новая, счастливая жизнь с Дмитрием омрачалась её тоской.
Я решила: матери нужен новый объект для заботы. Кто-то, кто будет «выводить её из себя», как я до замужества.
— Завтра едем на рынок за котёнком для мамы, — объявила я Дмитрию за ужином.
Он не возражал, уплетая мой борщ. Дмитрий с юности жил один, питался пельменями и дошираком, заработав гастрит к двадцати пяти. Когда я появилась в его жизни с супами и пирогами, он готов был на всё, лишь бы я не переставала кормить.
***
Утром мы отправились на рынок в соседний город. Павильон оглушил нас гомоном и смесью запахов — навоз, шерсть, дешёвый корпной корм. У меня закружилась голова. Сначала я решила, что это от голода — сидела на дурацкой диете, заменяя обед стаканом кефира. Но быстро поняла: дело не в еде. Меня добивала тоска, исходившая от животных. Они мяукали, скулили, царапали прутья клеток, умоляя о доме. Их глаза, полные отчаяния, смотрели прямо в сердце.
Я не разбиралась в кошках. Хотела что-то пушистое, вислоухое, пятнистое, но и гладкое, как камень. Глупо, конечно. Голова гудела всё сильнее. Хотелось распахнуть клетки, крикнуть: «Убегайте, я вас прикрою!» Но я лишь бродила между рядами, чувствуя на себе взгляды обречённых.
— Пошли отсюда, — выдохнула я Дмитрию.
— Без кота? — удивился он.
— Ладно… возьми вот этого, — ткнула я пальцем в первого попавшегося.
На меня уставилась потрёпанная морда с выражением: «Ну и чего тебе надо?» Идеально для мамы. Они будут сражаться, и её энергия найдёт выход, не доводя до больницы.
— Сколько? — спросила я продавца.
— Десять тысяч.
— Чего?! — я едва не подавилась воздухом.
— Это же невская маскарадная! — гордо заявил он.
Я не знала, что это за порода, но звучало дорого. Взглянула на Дмитрия. Мы, вчерашние студенты, только начинали работать. На наши зарплаты хватало на еду, коммуналку и редкие посиделки в кафе. Десять тысяч — это мой зимний пуховик, на который мы копили. Без него — в чём выходить на улицу? В коте?
— Берём, — неожиданно выпалила я, удивив даже саму себя.
— Дороговато, — пробурчал Дмитрий.
— На любви не экономят! — отрезала я.
— Любовь даром даётся, — огрызнулся он. — Дворовых котят можно любить не меньше…
— Это породистый кот с документами! — встрял продавец.
— Да, с документами! — поддакнула я.
— И кому они нужны? Мышам на маминой даче?
Я злилась. Дмитрий был прав, и это бесило. Развернулась и пошла к выходу. В этот момент из-под прилавка выскочил котёнок — серый, лохматый, с глазами как две луны, полными страха. Я подхватила его, оглядываясь:
— Чей?
— Бродяжка. Выкинь за забор, — махнул рукой продавец.
Дмитрий посмотрел на котёнка.
— Честно говоря, вот такого я и представлял для твоей мамы.
— Почему?
— Он уже прошёл школу выживания. С твоей матерью справится.
Я взглянула на мужа, он кивнул. Молча пошли к машине. Котёнок прижался ко мне, нервно вылизывая лапы. Он мне нравился, несмотря на свой потрёпанный вид.
— К маме? — спросил Дмитрий.
— Нет, сначала приведём его в порядок. Выкупаем, причешем. Сейчас он больше похож на дворнягу.
***
Дома выяснилось, что котёнок — девочка. И хулиганка редкая. За день она ободрала обои, устроила гнездо в свитере Дмитрия, порвала мои колготки и устроила цирк, прыгая по шкафам. Мы сводили её к ветеринару, сделали прививки, выкупали, надели ошейник от блох.
За неделю она превратилась в пушистую разбойницу. Ела, урча, как трактор, гоняла клубок, ластилась, жевала мои волосы, спала на спине, доверчиво подставляя живот. Худая, почти невесомая, она умещалась на ладони. Мы назвали её Муся — от слова «мурлыкать».
Пришло время везти её маме. Я предупредила её о сюрпризе. Но мы всё откладывали. Голова снова гудела — будь ты проклята, эта дурацкая диета! Муся носилась по квартире, не подозревая, что её ждёт новая хозяйка.
Наконец, собрались.
— Лови её, — мрачно сказал Дмитрий. Он не хотел участвовать в этом «предательстве».
Мы вышли на летний зной. Сели в раскалённую машину. Муся тяжело дышала, посмотрела на нас своими большими глазами и плюхнулась на спину, подставив пузо.
— Жарко тебе, Муська, в такой шубке? — я потрепала её за ухо.
— Скажем маме, что это порода такая — уральская, зубастая, — попытался пошутить Дмитрий.
Но нам было не до смеха. Я взглянула на него, он кивнул. Мы вышли из машины и вернулись домой. Без слов поняли друг друга.Но с того самого дня Муся так и осталась с нами, став не просто кошкой, а самым верным и преданным другом, научив нас тому, что настоящее счастье — это вовсе не гонка за дорогими вещами, а те маленькие радости, которые живут рядом.
