**Дневник. Груз прошлого.**
Сейчас Ивану двадцать. Он живёт в Туле, учится заочно, подрабатывает в автомастерской, старается идти вперёд, почти не думая о родном Орле, где всё начиналось. Его мать, Татьяна, смотрит на его успехи с гордостью — и с болью. Слишком многое упущено. Теперь, когда сын вырос, она чувствует вину, которую не заглушить ни годами, ни оправданиями.
Часто вспоминает, как всё было. Пыталась понять себя — не получалось. И вот однажды Татьяна решила поговорить с ним откровенно. Пригласила на выходные, испекла любимые ватрушки, усадила за стол и, сцепив дрожащие пальцы, сказала:
— Прости меня, Ваня… за всё. Я была плохой матерью.
Он промолчал. Сжал губы в натянутой улыбке:
— Детство у меня было как у всех.
Но оба знали — это ложь. Его детство было холодным, одиноким, полным обиды и тщетного ожидания тепла, которое так и не пришло.
Иван рос тихим, послушным. Не капризничал, не требовал. Просто ждал, что мама однажды обнимет, заметит его рисунок, похвалит за пятёрку. Но чаще слышал раздражение, упрёки или молчание. Татьяна срывалась, кричала, называла его «обузой», «ошибкой». А он всё равно тянулся к ней, искал любви, хоть одного слова — «люблю».
Она и правда не любила. Или не умела. Слишком рано жизнь ударила её по рукам. В шестнадцать — беременность. Парень исчез, мать захлопнула дверь, подруги отвернулись. Татьяна осталась одна.
— Сама виновата, — бросила мать сквозь слёзы. — Теперь сама расти свою ношу.
Бабушка помогала, но только когда Татьяна падала от усталости. Ребёнок плакал по ночам, она злилась, запиралась в ванной и рыдала в полотенце. Малыш был наказанием, крестом, который не сбросить.
Денег не хватало. Татьяна мыла полы, таскала мешки, потом убирала в офисах, чтобы хоть как-то выжить. Устала. Очерствела. Учёбу бросила. Радости не стало. А ребёнок рос, требовал, болел. Она кормила, одевала, но души не давала. Он мешал. И она этого не скрывала.
Когда Ване исполнилось пять, бабушка умерла — инсульт. Дом опустел, стал страшным. Татьяна боялась будущего, но не изменилась. Наоборот — закрылась ещё глубже. Работала, училась заочно, получила бухгалтерские курсы, чтобы вылезти из нищеты. Деньги появились, стабильность — тоже. Но тепла к сыну так и не возникло.
Семнадцать. Иван уехал в Тулу. Поступил, уехал — и Татьяна впервые за годы вздохнула свободно. Казалось бы, облегчение. Но пустая квартира не радовала. Ловила себя на мыслях: поел ли он? справится ли? Впервые кольнуло в груди. Опоздала.
Сам звонил, рассказывал о делах. Она слушала, старалась говорить мягче. Приезжал — и она невольно радовалась. Не его возвращению. А тому, что он простил. Без слов. Просто тем, что был рядом. Это он строил мост между ними, шаг за шагом.
И вот теперь, спустя годы, Татьяна находит силы сказать правду. Что ненавидела, что мечтала сбежать. Что не справлялась. Что не любила, как должна была. Всё это время пряталась за обязанностями, не умея быть матерью.
А он сидит напротив, взрослый, сдержанный, и повторяет:
— Детство у меня было как у всех.
Но в голосе нет злости. Только усталость. И прощение. Потому что он вырос. Потому что стал сильным. И потому что научился любить — даже ту, кто не умела любить его.
