Я попросила прощения у невестки: слишком жестокой была к ней, когда она жила под моей крышей.
Плохая свекровь — вот кто я. Эта мысль точит меня, как ржавый гвоздь. В нашем роду будто проклятье: бабка мужа славилась крутым нравом, а теперь и я. Двое детей вырастила одна после похорон отца их. Деревня под Курском, где земля кормит, если не поленишься. Старший, Ваня, в четырнадцать уже за мужчину считался — дрова колол, скотину кормил. Без него бы сгинули.
Жили бедно, но не голодали. Дети выросли, разлетелись. Дочь, Маринка, замуж за инженера в Ростов уехала — живёт в хоромах, дети в кружках да школах. Звонит редко: раз в полгода спросит, да и бросит трубку. А вот Ваня жену выбрал из простых — Настю, сироту, без роду, без племени. Сначала в городе ютились, потом деньги кончились — и ко мне.
Настя городская, от сохи да коров — как от огня. Я её гоняла за дровами, за водой, учила печь хлеб — так же, как когда-то меня учили. Внучка, Любка, — свет в окошке. Баловала её, как могла, а на Настю злилась. Теперь понимаю: от зависти. Молодая, красивая, сына моего увела.
Потом Ваня с Настей в Москву подались — работы искать. Любку мне оставили. Полтора года жили душа в душу: я её сказками кормила, травам лечебным учила. А когда вернулись — забрали без спроса. Как чужая стала.
Четыре года тишины. Звонил Ваня изредка, Любка на проводе лепетала. Но в гости — ни ногой. Чуяла я, Настя зла. А дом мой ветшал: крыша текла, забор гнил. Зимой тряпками щели затыкала — всё равно сквозило.
А месяц назад — словно гром средь ясного неба. Приехали все, с подарками, смехом. Настя разговорилась — оказывается, в Москве дело поставили, магазин открыли. А Любка всё вспоминает, как со мной ягоды собирала.
Перед сном остались вдвоём. Я выдохнула: *«Прости, злой была»*. Настя руку мою сжала: *«Спасибо вам за науку»*. Уехали на рассвете. А утром — стук в ворота: мужики с кирпичами, дескать, *«хозяйка приказала крышу латать»*. Сердце ёкнуло — это Настя.
Теперь крыша не течёт, забор — как новый. А мне стыдно. Оказывается, зло можно растопить — если человеку не плевать. Но так бывает не всегда…
