Когда Марина получила то короткое сообщение от мужа, она перечитывала его снова и снова, будто не веря глазам: «Прости. Я ухожу. Развод оформлю сам. Часть вещей уже забрал. Остальное заберу позже». Пальцы её дрожали, а в горле стоял ком. Сердце колотилось, как загнанный заяц. В квартире повисла тяжёлая тишина. Хорошо хоть сын был в геологической практике от университета — Марина даже боялась подумать, как объяснит ему всё это.
Прошёл месяц. Жизнь потихоньку возвращалась в привычное русло. Маша училась жить без него — без его смеха по утрам, без звука ключей в прихожей, без его следов на подушке. Работала, убиралась, варила щи. В доме было слишком тихо. Иногда вечером включала телевизор и заставляла себя смотреть какой-нибудь сериал — лишь бы не думать.
Однажды, когда она устроилась на диване с кружкой чая и включила «Кухню», внезапно скрипнула дверь. Ни звонка, ни предупреждения — просто щелчок замка. На пороге стоял он. С рюкзаком через плечо, лицо немного растерянное.
— Извини, ключи же остались у меня, — тихо сказал он. — Пришёл за вещами.
— Всё собрано, — ровно ответила Марина, даже бровью не повела. — Чемодан в прихожей.
— Ты… «Кухню» смотришь? Мы же собирались вместе… — пробормотал он.
— Собирались, — кивнула она. — Теперь смотрю одна.
Он взял чемодан, уже развернулся к выходу. И вдруг — будто гром среди ясного неба — замер, втягивая носом аромат из кухни.
— Это… солянка?
— Угу. Только сварила. Хочешь?
Она видела, как в его глазах боролись гордость и голод. Победил желудок.
— Если не возражаешь…
Он сел за стол. Её солянка была шедевром. Она поставила перед ним ложку, чёрный хлеб, сметану — всё, как он любил. Он ел молча, сосредоточенно, будто с каждым глотком вспоминал их общие годы.
— Рот вытри, поросёно́к, — машинально сказала Маша и сама удивилась, как естественно это прозвучало.
Он усмехнулся, вытерся салфеткой и встал.
— Спасибо. Я пойду.
— Иди.
Когда он ушёл, она закрыла дверь, вернулась к дивану и снова включила сериал. Сердце билось чаще обычного, но она справилась. Не позвонила, не кричала, не умоляла. Просто… жила дальше.
Прошло три дня. Снова скрип замка. Снова он. Но теперь без сумки, с пустыми руками.
— Маш… Прости. Я не могу без тебя.
— Супчика захотелось?
— И его. И тебя. Скучаю по дому, по тому, как ты везде порядок наводишь, по запаху свежести, по твоим пирожкам. Даже по твоему ворчанию. Я бежал за свободой… и получил её. Но понял — это пустота. Блеск без тепла. Дай мне вернуться?
Марина молча смотрела на него, потом протянула его же рубашку.
— Ты забыл её в прошлый раз.
Он хотел что-то сказать, но она перебила:
— Тебе этот цвет не идёт, вообще-то. Чего стоишь? Харчо будешь?
Он кивнул, как провинившийся школьник.
И на кухне снова запахло жизнью.
