Тени второго этажа
Когда Людмила спустилась во двор с чемоданом, всё вокруг казалось чужим — даже облупившаяся скамейка у подъезда, на которой она столько лет сидела. Сидела, провожая дочь в школу, вышивая салфетки для соседей, глядя, как снег кружится в свете фонаря. Подъезд остался тем же, асфальт всё так же трещал у люка, голуби клевали крошки у мусорных баков, будто ничего не изменилось. Но внутри у неё всё перевернулось. Знакомое стало чужим, как будто это была уже не её жизнь.
Муж ушёл три года назад. Просто сказал: «Я устал» — и исчез. Не кричал, не хлопал дверью, будто вышел за хлебом и растворился в ночи. Дочь переехала в Екатеринбург, вышла замуж, потом развелась и теперь звонила раз в месяц с коротким: «Мам, всё в порядке, не переживай». Людмила работала в библиотеке, пока её отдел не закрыли — «модернизация», «эффективность», слова, звучавшие как приговор. Её память, её аккуратные записи о книгах вдруг оказались никому не нужны в этом новом, цифровом мире.
Оставшись одна, она старалась держаться. Завела цветы — сначала фикус, потом герань, а вскоре весь подоконник утопал в зелени. Записалась на йогу, хотя не любила растяжку — просто стояла в позах, чувствуя, что тело ещё живое. Купила кроссовки, пару раз прошлась по парку, но больше запомнила, как старушка уронила бутылку, и вода растеклась по дорожке, будто чья-то слеза. Пробовала знакомиться в интернете, но после сообщения «покажи ноги» удалила приложение и зареклась открывать даже ВКонтакте.
Всё изменилось, когда на втором этаже освободилась квартира. Пожилой сосед умер, наследники быстро продали жильё, и вскоре заселились новые хозяева. Молодая пара. Но что-то в них было не так. По вечерам в их окнах горел свет, но не было слышно ни шагов, ни разговоров, ни даже звука телевизора. Людмила ловила себя на том, что замирала у своей двери, прислушиваясь. И каждый раз — тишина. Густая, мёртвая, будто кто-то выключил все звуки, как перед спектаклем.
Однажды ночью она увидела её. Женщину с второго этажа. Та стояла на балконе босиком, в ночной рубашке, глядя в пустоту. Не курила, не двигалась — просто смотрела. Лицо её было бледным, как бумага, волосы свисали тёмными прядями. Было три часа ночи. Людмилу пробрал холод — не страх, а что-то глубже, будто тьма позвала её. А утром дверь той квартиры была открыта. Изнутри тянуло странным запахом — горелой пылью и чем-то ещё, будто стены выдыхали чужую тайну.
Людмила поднялась. Позвонила. Тишина. Сердце колотилось, но она не отступила. Никто не ответил. Она вызвала участкового, затем полицию. Они пришли молча, будто знали, что спешить бесполезно. Женщину нашли в комнате, в старом кресле, лицом к окну. Она смотрела в никуда. Без слёз, без слов. Врачи сказали: нервный срыв, хронический стресс. Муж исчез. Без следов. Соседи будто и не помнили, что он вообще жил там.
После этого Людмила потеряла покой. Дом стал чужим, будто его ритм изменился. Как будто что-то в нём проснулось, перестроило тени, стёрло грань между своим и чужим. Вещи начали пропадать — сначала с лестницы, потом из квартиры. Ключи, бабушкина брошь, письма от дочери, открытка от подруги. Будто дом забирал их тихо, без злобы, словно они были ему нужнее.
И вот она стояла с чемоданом, решив уехать к сестре. Хотя бы на время. Всё внутри сопротивлялось, но разум твердил: «Надо». Она вышла, тихо прикрыла дверь, спустилась во двор. Но у ворот вспомнила: ключи остались на столе.
Вернулась. Поднялась. Дверь её квартиры была приоткрыта. Она точно помнила, что закрывала. Рука дрогнула на ручке. Сердце билось так, будто хотело вырваться. В голове мелькнуло: «А вдруг кто-то ждал, пока ты уйдёшь?»
Людмила вошла. В прихожей стоял чемодан. Не её. Похожий, но новенький, с биркой. Рядом — записка.
«Я тоже думала, что убегу. Но осталась. Не повторяй мою ошибку».
Подписи не было. Только запах — тот самый, со второго этажа. Сухой, как из забытого подвала.
Людмила вышла. Чемодан не тронула. Села на скамейку. Смотрела, как солнце садится за панельками. Медленно, будто давая ей время передумать.
А потом встала. И впервые за годы ушла по-настоящему. Не на время. Не «потом решу». Ушла не только из квартиры, но и из ловушки, которую дом сплёл вокруг неё.
