Своё горе из чужого взято

Чужая тоска стала родной

Игорь спешил домой. День выдался невыносимым: с утра директор разнёс весь отдел, к обеду свалились срочные отчёты, которые «нужно было сдать позавчера», а пробки на Ленинском проспекте добили окончательно. Уже пятнадцать лет он корпел над цифрами в финансовом отделе фирмы в Екатеринбурге, и с каждым месяцем будильник звенел всё невыносимей. Жизнь таяла между бесконечными актами сводок и допоздна горящим монитором. Дома его ждали хрущёвка на пятом этаже, кот Васька, подобранный когда-то у мусорных баков, и стопка книг, которые он вечно откладывал «на пенсию».

Ему хотелось только тишины, крепкого чая с лимоном и пары часов без мыслей. Но, сворачивая во двор, он заметил нечто странное.

На лавочке у подъезда сидела старушка — в потёртом драповом пальто, с авоськой на коленях. Она не просила денег, не плакала, не звала на помощь — просто сидела, уставившись в пустоту. Но глаза… глаза были мокрыми. Беззвучные слёзы катились по морщинам, и она равнодушно смахивала их рукавом.

Игорь собирался пройти мимо. Голова гудела от усталости. Но в груди что-то дрогнуло. Он остановился. Помолчал. Сделал шаг.

— Вам помочь? — спросил он шёпотом.

Женщина вздрогнула и подняла глаза. Взгляд — потухший, словно прогоревшая лампочка. Попыталась улыбнуться, но получилось криво.

— Да нет, ничего… Присела передохнуть.

— Вы тут с полчаса уже, — осторожно заметил Игорь. — Может, вас проводить?

Она стиснула авоську, будто решала, говорить ли. Потом выдохнула:

— Понимаете… не хочется в квартиру. Там пусто. Муж скончался в прошлом году. Дочь — в Питере. А сегодня бы его восьмидесятилетие. Купила конфет, хотела за стол поставить. А потом подумала — кому? Себе сервировать? Вот и засела тут. Смешно, да?

Игорь молчал. Не было нужных слов. Потому что иногда слова — просто пустой звук.

— У меня как раз самовар закипел, — тихо сказал он. — С бергамотом, крепкий. Хотите — зайдёте?

Женщина посмотрела с опаской.

— Вы серьёзно зовёте незнакомую бабку к себе?

— А что тут такого? Может, мы даже соседи.

Она фыркнула, слегка пожала плечами:

— Вы хотя бы не психопат?

Игорь усмехнулся:

— Психопаты, кажется, не угощают бергамотом.

Она поднялась. Неуверенно. Сжимая авоську, будто боялась одуматься.

— Я Галина Петровна, — прошептала она.

— Игорь Сергеевич, — кивнул он. — Теперь не чужие.

На кухне они пили чай. Галина Петровна рассказывала, как они с мужем каждую зиму солили капусту в дубовой кадке, как он строгал скворечники и напевал «Синий платочек». Игорь слушал, не перебивая. Лишь изредка поддакивал.

— А вы давно один? — вдруг спросила она.

— Лет семь, — ответил он. — Жена ушла. Не ругались, просто в один день посмотрели друг на друга и не узнали. Она — к матери в Тверь, я — остался.

— Дети?

— Не сложилось.

Галина Петровна грустно кивнула:

— Да, одиночество — как берёза под окном. То радует, то скрипит по ночам так, что сердце обрывается.

— А у меня Васька есть, — хмыкнул Игорь. — С ним хоть про политику поболтать можно.

Они рассмеялись. Потом она взглянула на настенные часы с кукушкой.

— Спасибо, Игорь Сергеевич. Вы мне правду облегчили. Пойду, пожалуй.

— Заходите, — сказал он. — Самовар у меня всегда наготове.

С того вечера Галина Петровна стала заглядывать часто. То с блинами, то с вязаными носками, то просто «на огонёк». Они говорили о жизни, вспоминали старые фильмы, иногда молчали — и даже в тишине им было не одиноко.

Игорь понял: иногда, чтобы спасти человека — достаточно просто протянуть руку и сказать: «Я рядом».

Оцените статью
Своё горе из чужого взято
Как имя внука разорвало семейные узы