Во сне и наяву
Людмиле Петровне чуть перевалило за пятьдесят, когда её единственная дочь, Светлана, вышла замуж за иностранца и улетела в далёкие Штаты, в город Сиэтл, где стеклянные башни отражались в ледяных водах залива Пьюджет-Саунд.
Её муж, Геннадий Иванович, зубами скрипел, слыша о планах дочери, но Людмила и Светочка уговорили его, расписывая золотые перспективы: другая жизнь, высокие зарплаты, блестящее будущее для будущих внуков.
— Ты хоть помни, где корни твои, — провожал её Геннадий в аэропорту Шереметьево, сжимая в объятиях. — Русскую речь не теряй, детям передавай. Авось еще свидимся…
Десять лет они говорили только по скайпу да редкими голосовками. Света ни разу не прилетала в родную Казань. Говорила, дорого, что каждый доллар там даётся потом и кровью, а тратить его на билеты — роскошь непозволительная.
Когда у Светланы родились дети — сначала Максимка, потом Лизавета, — разговоры о визитах и вовсе зачахли. Людмила, с каменной тоской в груди, цеплялась за её слова:
— Потерпите, мам, вот встанем на ноги — и сразу вас к себе заберём. Насовсем. Заживёте по-человечески…
Эти обещания стали для неё соломинкой, за которую хватается утопающий. Ждала, терпела, хотя сердце ныло, как старый шарф, забытый на морозе. Геннадий видел её муку, но молчал — его собственная боль грызла изнутри, как ржавая пила.
И вот долгожданный звонок: можно прилетать. Комнаты готовы. Геннадий хмурился, душа не лежала к перелёту, но Людмила сияла:
— Полетели, Гена. Там же Светка, внуки, которых мы только на экране видели. Хочу их обнять, вживую рассмотреть. Сколько нам ещё-то осталось? Не успеем…
Геннадий, как всегда, сдался.
Людмила продала их уютную трёшку в центре Казани, несмотря на ворчание мужа. Тот лишь махнул рукой: «Ну и ладно. Сама потом отвечать будешь».
С вырученными рублями они полетели за океан. Сердце Людмилы колотилось, как мотор старой «Волги»: вот оно, счастье, вот они все вместе, как в старые времена, когда Светка была маленькой.
Но с первого дня всё пошло крахом.
Света с мужем встретили их в аэропорту, привезли в свой особняк в пригороде, показали комнату и… исчезли. «Работа», — бросили на ходу. Внуки, исподлобья глядя на бабушку с дедом, жались к стенам. Ни объятий, ни слёз — будто чужие.
Оказалось, дети едва понимают по-русски. Людмила с Геннадием, учившие в школе немецкий, английского не знали вовсе. Общались на пальцах, неловко ухмыляясь.
Вечером Людмила ждала душевного ужина, разговоров за рюмкой чая после долгих лет разлуки. Но зять, быстро проглотив еду, удалился к себе. Внуки тоже скрылись — у них, по словам Светы, «нагрузка в школе».
— Хоть ты посиди с нами, дочка, — молила Людмила. — Расскажи, как тут живётся.
— Мам, пап, вы с дороги, — мягко, но твёрдо ответила Света. — Отдохните. Успеем наговориться.
Но времени не нашлось.
Света с мужем пропадали на работе, внуки жили своей жизнью, не интересуясь бабушкой и дедом. Языковой барьер делал их призраками в этом доме. Людмила попыталась заняться готовкой, но дочь остановила:
— Мам, не надо! У нас раз в неделю приходит кейтеринг. Расслабьтесь, вы же в гостях.
— Давай хоть внуков из школы забирать будем, — предложила Людмила, глядя, как Лизавета шарахается от её протянутых рук. — Может, сблизимся. Они же нас как чужих боятся.
— Нет, мам, у них автобус и няня, — отрезала Света. — Это её работа.
— Уволь её! — всплеснула руками Людмила. — Зачем платить, когда мы тут?
— Здесь так не принято, — вздохнула Света. — У людей контракты.
— Батюшки, — голос Людмилы задрожал, — ничего я не понимаю в ваших порядках. Всё как-то без души…
— Какая «душа»? — засмеялась Света. — Вы не в России, мама. Тут другие правила.
— Привыкаем, дочка, — горько усмехнулась Людмила. — Только чужие мы здесь. Поговорить не с кем, языка не знаем. Прав был папа — не надо было лететь…
— Мам, ну что ты! — Света потрепала её по плечу. — Всего месяц прошёл. Втянетесь.
— Поздно нам втягиваться, — Людмила вытерла ладонью мокрые щёки. — Домой хочу. Жаль, квартиру продали…
— Люда, хватит, — вступился Геннадий. — Купим новую. Поехали обратно. Надоела мне эта Америка. Всё, что надо, мы увидели.
— Как так, пап? — Света округлила глаза. — Вы только приехали!
— Ничего, дочка, — Людмила, впервые за месяц, вдохнула полной грудью. — Я Любке напишу, пусть комнату поищет, куда вернуться…
В Казани их встречали, как с фронта. Родные накрыли стол, достали заветные закрутки. Все допытывались: почему вернулись? Неужели за океаном не понравилось? Или со Светой не поладили?
Людмила и Геннадий рассказывали про жизнь дочери, про внуков, не жалуясь. Но когда тётка спросила: «Если всё так хорошо, на кой вы назад-то поехали?» — Людмила замялась. Геннадий ответил за неё:
— В гостях хорошо, а дома лучше.
За столом просидели до утра, пели «Катюшу», вспоминали молодость. Людмила, глядя на родные лица, плакала от счастья.
Потом начались хлопоты: искали квартиру, делали ремонт, обживались заново. Взяли двушку попроще, денег хватило. И с каждым днём Людмила с Геннадием чувствовали, как в их сердцах прорастает новая жизнь — настоящая, своя, с запахом пирогов и криками соседских ребятишек во дворе.
