Мой сын объявил, что женится и будет жить у нас. А я даже младшему ребёнку места толком не могу найти — спим с ним на одном диване…
Меня зовут Светлана Ивановна. Я на грани. Не от усталости — давно привыкла к бессонным ночам и слёзам. Не от одиночества — мужа не стало восемь лет назад, и с тех пор в доме только голоса моих мальчиков. Но сейчас мне страшно: рушится всё, что я едва удерживала из последних сил.
Старший, Денис, студент. Ему только двадцать, учится в институте. Младший, Ваня, во втором классе. Втроём живём в маленькой двушке. Вернее, не живём — выживаем. Я тяну всё: учёбу, быт, счета. Работаю с утра до ночи — днём в конторе, вечером подрабатываю, в выходные стираю и убираю. Помогают лишь мои старики-родители, пенсионеры, да и то немного. Каждая копейка на счету, каждый новый сапог — целая битва.
Денис словно отгородился. В своей комнате поставил замок, выходит только поесть. Ни разу тарелку не уберёт, ни разу не поможет. На просьбы — молчит, а то и злится. Смотрит, будто я ему чужая.
Но это ещё цветочки… Пока однажды не заявил прямо:
— Мама, я женюсь. И жить будем здесь.
Сначала подумала — шутит. Вгляделась в глаза — нет. Серьёзно. Всё решил.
— Ты в своём уме? — только и вырвалось у меня. — Ни гроша за душой, работать не хочешь! Где вы жить собрались? Где Марине спать? Где нам?
А он — каменный. Холодный, упрямый.
— Моя комната нам хватит.
— Я не разрешаю!
— Ты не имеешь права. Я совершеннолетний. Женюсь, когда и на ком хочу.
Той ночью ревела так, что даже на похоронах мужа не рыдала. Боль предательства: я всё ему отдала, а он даже не спросил — мам, как ты?
Через пару дней в его комнате щёлкнул замок. Потом он привёл Марину — ту, с которой собрался «семью» строить. Посмотрела на неё — милая, но растерянная. Такая же безответственная, как он.
— Кормить вас не стану! — крикнула в отчаянии. — У нас с Ваней и так один диван!
— Не надо, — равнодушный взгляд. — У деда попрошу. Маринины родители подкинут.
Не выдержала. Позвонила её родителям. И что? Они ничего не знали! Ни о свадьбе, ни о переезде. В тот же вечер забрали её, а она кричала, будто я жизнь ей сломала. Через три дня вернулась. С сумками. И осталась.
Теперь они живут у нас. Едят отдельно — не спрашиваю, на какие деньги. То ли дед даёт, то ли она что-то продаёт. Даже думать об этом страшно. Не вмешиваюсь — нет сил.
Мы с Ваней — на диване. Сын с «женой» — за закрытой дверью. Вечерами сижу на кухне и думаю: неужели Дениса больше нет? Где тот мальчик, что рвал для меня одуванчики и кричал: «Мамочка, люблю тебя»?
Иногда слышу, как они смеются в комнате. А мне плакать хочется. Это не радость — издевка надо мной.
Что делать? Выгнать? Но как? Он же мой сын. Мой. И в то же время — совсем чужой.
Не знаю, сколько ещё выдержу. Каждый вечер засыпаю с одной мыслью: «Господи, пусть бы это оказалось дурным сном…»
