Загадка у крыльца
Прасковья Фёдоровна сидела на скамье под раскидистой яблоней, ветви которой гнулись под тяжестью наливных плодов. Урожай выдался богатый, словно в том далёком девяносто третьем, когда она с дочерью Надеждой варила варенье. Теперь яблоки падали в траву, оставляя на её поношенной юбке рыжие пятна. Она даже не пыталась отряхнуться — зачем, если всё равно носить по хозяйству. Рядом, на длинной верёвке, лежала коза Манька. Соседи ворчали, когда Прасковья отпускала её гулять: Манька мастерски срывала чужое бельё с верёвок или топтала грядки. Особенно ей нравились огурцы.
— Свёкла скоро поспеет, — промолвила Прасковья, глядя на Маньку. — Угощу тебя, хоть ты и не заслужила. Кто у Марфы Петровны морковь потоптал? Придётся делиться своим урожаем… Эх, Манька, дождь собирается, а ты разленилась. Пойдём в сарай, а то промокнем.
Тучи сгущались, где-то вдали сверкнула молния. Прасковья вздохнула и пошла снимать бельё. Оно ещё не просохло, но лучше забрать сейчас, чем потом отмывать грязь — верёвки провисли, а подтянуть их у старушки уже не было сил.
— Эй, дома кто-нибудь есть? — раздался голос.
Прасковья вздрогнула, едва не уронив подол. У калитки стояла девушка в потёртых джинсах и светлой кофте. Лицо её, с родинкой у рта, казалось смутно знакомым, будто из старого альбома. «Простите, Иван Соколов тут живёт?» — спросила она с лёгким нетерпением.
— Нету тут такого, — ответила Прасковья, разводя руками. Порыв ветра вырвал из её рук простыню, но девушка ловко поймала её и вернула обратно.
— Как нет? — растерялась незнакомка, доставая из кармана смятый листок. — Вот адрес, разве не ваш?
Прасковья взглянула на бумажку. Улица, дом — всё совпадало. Но никакого Ивана здесь не водилось. «Откуда у тебя это?» — спросила она, чувствуя, как сердце сжимается от тревоги.
— Кто он тебе, этот Иван? — добавила старушка, стараясь говорить ровно.
— Высокий, статный, волосы тёмные, а глаза… как у вас, серые, — ответила девушка, и голос её дрогнул.
Прасковья покачала головой. «Соколовых у нас не было. Был один, тракторист, да и того лет пятнадцать как в земле», — сказала она, вспоминая старого знакомого.
Девушка будто сдулась, словно воздушный шарик, который Надя когда-то так любила. Плечи её поникли, взгляд потух. «Как же мне его найти?» — прошептала она, скорее себе, чем Прасковье.
Крупные капли дождя уже стучали по крыше. Прасковья сунула бельё девушке: «Неси в дом, а я Маньку в сарай». Та, растерянная, послушно пошла к крыльцу. Прасковья, справившись с козой, вернулась в избу, где гостья всё ещё стояла в сенях, прижимая бельё к груди.
— Как тебя звать-то? — спросила Прасковья, отряхивая ладони о фартук.
— Татьяна, — ответила девушка, и на её лице мелькнула слабая улыбка, обнажив ямочку на щеке.
— А я Прасковья Фёдоровна. Пойдём, чайку попьём, куда ты в такую погоду? — сказала хозяйка, направляясь к печи.
Пока чайник закипал, Прасковья достала смородиновое варенье, поставила на стол чашки. Татьяна молчала, нервно вертя ложку в пальцах. «Вы одна живёте?» — спросила она, заметив, как долго старушка искала вторую чашку, смывая с неё пыль.
Прасковья кивнула, но солгала: «Одна. Мужа, Степана, восемь лет как нет. Дочь Надя в городе, с внуками раз в полгода навещает». Она не хотела признаваться, что Надя после смерти отца так и не приехала к матери. Зачем чужим людям свои горести сказывать?
Татьяна слушала рассеянно, мысли её были далеко. Прасковья, наливая чай, решилась: «Кто он тебе, этот Иван?»
Татьяна вздохнула, и голос её задрожал: «Теперь уже никто, наверное». Она рассказала, как встретила его в поезде, как он угостил её в столовой, потом повёз в гостиницу. «Я думала, это на всю жизнь, — прошептала она. — Он дал мне этот адрес, сказал, что живёт в деревне, но был в городе проездом. Звал приехать».
Прасковья слушала, и в груди её клубилась старая боль. Она вспомнила свою молодость, когда комбайнёр Григорий обещал ей золотые горы, а после деревенских посиделок исчез, узнав, что она ждёт ребёнка. Хорошо, что Степан, её будущий муж, принял её с Надей, ни слова не сказав. «У меня тоже был такой Григорий, — промолвила она. — Сулил многое, да слова его ветром унесло. Но жизнь потом подарила мне доброго человека».
Татьяна усмехнулась, пряча лицо в ладонях. Они говорили долго, дождь за окном стих, но ни одна не торопилась. Татьяна взглянула на часы, и Прасковья подсказала: «До станции рукой подать, три версты пешком, успеешь на последнюю электричку». Она завернула гостье в узелок банку варенья, обняла и шепнула: «Настоящая любовь ещё отыщет тебя».
Татьяна, смахивая слёзы, улыбнулась и ушла. Прасковья долго смотрела ей вслед, а потом пошла выпускать Маньку. В сердце её теплилась надежда: может, и для неё судьба ещё припасает что-то светлое.
