Ужасаюсь от отношения к бабушке и отказываюсь быть частью этой семьи

Мне до сих пор больно вспоминать, как они обращались с бабушкой, и я больше не могла считать себя частью этой семьи.

Сердце моё сжалось от холода и отвращения, когда я увидела, как семья моего жениха обходится с его старушкой. В моей семье старших почитали всегда — не из вежливости, а от души. Но то, что я увидела в их доме в Нижнем Новгороде, перечеркнуло все добрые надежды. Эта картина до сих мерещится мне, словно дурной сон, от которого не отвязаться. Теперь я твёрдо знаю: с такими людьми мне не по дороге.

В нашем роду стариков всегда окружали любовью. Никто не смел повысить на них голос, а уж тем более — обидеть. Мы помогали, слушали, ценили каждое слово, каждую их причуду. Да, бывало, бабушки капризничали, но разве это повод для грубости? Они прожили тяжёлые годы, вынесли столько, что им полагается лишь покой и доброта. Я всегда с радостью сидела с ними, слушая их рассказы, и их советы не раз выручали меня. Потому я и не понимаю, как можно так бессердечно относиться к тем, кто дал тебе жизнь.

С Дмитрием, моим женихом, мы познакомились полгода назад. Он пленил меня сразу — статный, с мягким голосом и изысканными манерами. Казалось, он воплощение заботы и нежности. Я так спешила представить его своим, что привела его домой чуть ли не в первую неделю. Ждала восторгов, но вместо них услышала горькие слова. Особенно резко высказалась моя бабуля:

— Гладкий он у тебя, Ольга. Слова, как мёд, а глаза холодные. От него даже руки мыть хочется.

Её слова задели меня — я ждала одобрения. Решила, что она просто ревнует, и отмахнулась. Но когда Дмитрий сделал предложение, радость быстро сменилась тревогой. В голове вспыхнули бабушкины слова. Задумалась: а знаю ли я его? Хочу ли с ним жизнь делить? Эти мысли не давали покоя.

На следующий день Дмитрий позвал меня к родителям, чтобы объявить о помолвке. Я согласилась, хотя на сердце было неспокойно. Он говорил, что живёт один, в квартире, доставшейся от бабушки, а родители с младшим братом — в другом конце города. По его рассказам, я думала, что бабушка уже в могиле, и это придавало его словам таинственности.

Встретили меня ласково: улыбки, хлеб-соль, стол ломился от угощений. Брат Дмитрия, Витя, скучал, но остальные казались доброжелательными. Беседа текла легко, но вдруг я услышала, как мать Дмитрия шипит на Витю:

— Потерпи, скоро уйдут, и мы уберём старуху с глаз долой.

Подумала, что речь о кошке или собаке — у нас во дворе, например, пса звали Тошкой. Но когда из-за двери вышла старушка, я окаменела. Это была бабушка Дмитрия, которой, как оказалось, уже за восемьдесят. Мать резко одёрнула её:

— Ты куда? Я же велела в комнате сидеть!

Бабушка, сгорбленная, еле слышно пробормотала, что ей в уборную надо. Когда мы уходили, за дверью бросили: «Опять вылезла!» Это слово врезалось в сердце, будто нож.

По дороге домой я пыталась расспросить Дмитрия о бабушке. Почему он ни разу не упомянул её? Его ответы были ледяными:

— Да что о ней говорить? Лежачая она, вот родители и приютили.

Но я видела, как бодро, несмотря на годы, она двигалась. Лежачая? Да она куда живее многих! Его слова звучали фальшиво, и в душе росла тяжесть. Дома я рассказала всё маме и бабушке. Они поддержали меня, а бабушка пообещала навести справки через своих.

Через день она пришла с вестями, от которых у меня кровь стыла. Оказалось, бабушку Дмитрия забрали к себе год назад, когда она осталась одна. Муж её умер, и она жила в своей квартире. Соседи не раз звали полицию — отец Дмитрия поднимал на неё руку. А у них она спит не в комнате, а на кухне, на продавленном диване! Соседка слышала, как на неё орут, а порой и бьют. Но старуха, то ли от страха, то ли от гордости, молчит.

Я не могла в это поверить. Как можно так издеваться над родной кровью? Над матерью матери? А Дмитрий… Как он мог спокойно жить в её квартире, зная, что она ютится на кухне, терпя побои? Внутри всё кипело. Я поняла: не быть мне женой человека, который мирится с такой подлостью. Его семья, его равнодушие — это черта, которую я не переступлю. Не могу связать судьбу с теми, для кого бабушка — обуза.

Тяжело было, но я разорвала помолвку, несмотря на уговоры Дмитрия. Он твердил, что я всё надумала, но я больше не верила ни слову. Совесть не позволит мне стать частью семьи, где любовь — пустой звук. Хочу быть с тем, для кого забота о близких — не долг, а естество. А Дмитрий и его родня показали своё истинное лицо.