Мне страшно оттого, как они обходятся с бабушкой, и я больше не желаю быть частью этой семьи.
Сердце сжалось в комок, когда я увидела, как семья моего жениха обращается с его старушкой. Для меня почитание старших — не просто слова, это то, на чем зиждется моя душа. Но то, что творилось в их доме в Перми, перевернуло всё с ног на голову. Эта картина стоит перед глазами, будто дурной сон, от которого не отмахнуться. Теперь я знаю точно: с такими людьми мне не по пути.
У нас в семье к старикам всегда относились с трепетом. Никто не смел даже голос повысить, не то что оскорбить. Мы помогали, слушали, учились у них. Да, порою они капризничают, словно дети, но разве это повод кричать? Они прошли через столько, что заслуживают лишь тепла. Я любила сидеть с бабушкой, слушать её рассказы — они не раз выручали меня. Потому я и не могу понять, как можно быть таким чёрствым к тем, кто дал тебе жизнь.
С Николаем, моим женихом, мы познакомились полгода назад. Высокий, голос бархатный, манеры безупречные — казалось, само воплощение благородства. Я так спешила привести его домой, что представила родным чуть ли не на второй день. Ждала восторгов, но вместо этого услышала от бабушки:
— Слишком уж он сладок, Катюша. Слова, как мёд, а глаза пустые. От него даже воздух леденеет.
Меня это задело — я ждала одобрения. Решила, что бабушка просто ревнует, и отмахнулась. Но когда Николай сделал предложение, радость быстро сменилась тревогой. В голове вспыхнули её слова. Задумалась: а знаю ли я его на самом деле? Хочу ли я с ним жизнь?
На следующий день он позвал меня в гости к родителям — объявить о помолвке. Хоть и с сомнением, но я согласилась. Николай рассказывал, что живёт отдельно, в квартире, оставшейся от бабушки, а семья его — в другом конце города. Я думала, бабушки уже нет в живых, что добавляло таинственности.
Встретили меня хлебосольно: улыбки, объятья, стол ломится. Младший брат Николая, Ваня, зевал в уголке, но остальные были приветливы. Беседа текла легко, пока я не услышала, как его мать шипит на Ваню:
— Потерпи, скоро уйдут, и мы уберём старуху с глаз долой.
Я подумала — может, собака или кошка с кличкой «Бабка». У нас во дворе, например, пса звали Графом. Но когда из-за двери вышла старушка, мне стало дурно. Это была бабушка Николая, которой, как потом выяснилось, шёл девятый десяток. Мать резко дёрнула её за рукав:
— Ты куда прешься? Сиди в комнате, пока не сказали!
Бабушка, сгорбленная, как сухая веточка, забормотала, что ей нужно в уборную. Когда мы уходили, за дверью кто-то бросил: «Опять вылезла, старая!» — словно о надоедливом насекомом.
По дороге я спросила Николая: почему он ни разу не упомянул бабушку? Ответ его прозвучал ледяным:
— Да что о ней говорить? Она еле ходит, вот родители и забрали.
Но я видела — она шла бодро, несмотря на возраст. «Еле ходит»? Да она куда живее многих! Его слова были лживы, и на душе стало тяжело. Дома я всё рассказала маме и бабушке. Они кивнули, а бабушка пообещала разузнать через подруг.
Через день она вернулась с вестями, от которых у меня мороз по коже. Оказалось, бабушку Николая забрали год назад, после смерти деда. До этого она жила одна. Соседи не раз вызывали полицию — отец Николая её поколачивал. А в их доме она спит не в комнате, а на кухонном раскладушке! Соседка слышала, как на неё орут, а порой и бьют. Но бабушка молчит — то ли из страха, то ли из гордости.
Я не могла в это поверить. Как можно так поступать с родным человеком? С матерью своей матери? А Николай… Как он мог жить в её квартире, зная, что она ютится на кухне, как ненужная вещь? В душе всё перевернулось. Я поняла: не хочу ни свадьбы, ни жизни с тем, кто допускает такое. Его семья, его равнодушие — всё стало последней каплей.
Решение далось тяжело, но иного пути не было. Я вернула кольцо, несмотря на уговоры Николая. Он твердил, что я всё выдумала, но я больше не верила ни единому слову. Моя совесть не позволит мне стать частью семьи, где нет ни капли человечности. Мне нужен тот, для кого забота о близких — как воздух. А Николай и его родня показали своё истинное лицо.
