Меня не позвали на свадьбу, потому что я «чужая», но когда понадобилась моя квартира, я внезапно стала «родной».
Мой сын женился почти десять лет назад. Его избранницу звали Надежда, и до него она уже была замужем, привела в семью дочь от первого брака. Я приняла их как своих, не делила на своих и чужих, отдавала им тепло и заботу. Все эти годы помогала, чем могла: и деньгами выручала, и с ребёнком сидела, чтобы молодые могли передохнуть. С невесткой отношения всегда были натянутые — до ссор не доходило, но между нами стояла невидимая стена, которую я так и не разрушила.
Её первый муж исправно платил алименты, но даже не заглядывался в сторону дочери — будто и не было её в его жизни. А в прошлом году моя внучка, которую я искренне считала родной, вышла замуж. И тут началось. Нас с сыном на свадьбу не позвали. Объяснение? Торжество только для «настоящих родных», а мы, выходит, в их число не попали. Мой сын, который растил эту девочку с семи лет, заменял ей отца, вкладывался в неё душой, оказался лишним. Зато её родной отец, тот, что за десять лет ни разу не поинтересовался её жизнью, красовался среди гостей, будто так и надо.
Эта новость ударила, как нож в спину. Я любила эту девочку, радовалась её успехам, помогала без задней мысли, а в ответ — пустота. Считала её внучкой, а она вычеркнула меня, даже не моргнув глазом. Сын молчал, но я видела — ему больно. Заглотил обиду, носит её в себе, но она никуда не ушла. Мне было горько вдвойне — и за себя, и за него, за эту несправедливость, которая вдруг обрушилась на нас.
Год назад мне по наследству досталась однокомнатная квартирка в Иваново. Решила сдавать, чтобы хоть немного пополнить пенсию — на одну прожить трудно, а лишние пять тысяч рублей лишними не бывают. И вдруг звонок. Надежда на том конце провода, голос сладкий, будто мёдом намазанный. Говорит, что её дочь, моя «внучка», ждёт ребёнка, а жить молодым негде. Просит освободить квартиру, отдать им — мол, место нужно семье. Я онемела. На свадьбе мы были никем, а теперь, когда дело коснулось жилья, внезапно превратились в «родных»?
Её слова повисли в воздухе, как обвинение. Я ещё не ответила, но внутри уже кричит: «Не бывать этому!» Может, я держусь за старую обиду, как за соломинку, но простить такое — выше моих сил. Сердце ноет, когда вспоминаю, как радовалась её первым словам, как покупала ей платья, как считала её частицей своей души. А теперь они смотрят на меня, как на кошелёк, который можно опустошить и выбросить.
Не понимаю, как мой сын, мой Витя, терпит это. Как живёт с женщиной, которая не ценит ни его, ни его мать? Он молчит, прячет глаза, и я вижу — он сгорает в этом браке. А мне нужно решить: прогнуться ещё раз или наконец сказать «довольно», сохранить хоть каплю самоуважения. Квартира — не просто квадратные метры, это моя опора в старости. Отдать её тем, кто отрёкся от меня, когда я была не нужна? Нет, не смогу.
Внутри меня — война. Одна половина хочет быть доброй, великодушной, как положено бабушке. Другая, уставшая от боли, шепчет: «Ты им ничего не должна». Этот спор разрывает меня на части, оставляя только тень той женщины, которая когда-то верила, что семья — это навсегда.
