«Я зайду, когда захочу у меня есть ключи», сказала свекровь и ввалилась к нам в спальню в пять утра

Скрип замка заставил меня замереть с мокрой тряпкой в руках. Я как раз оттирала липкое пятно от варенья, которое принесла Ирина Викторовна, и этот звук узнала сразу.

Паша еще спал. Воскресенье, половина девятого.

Дверь распахнулась, и на пороге появилась свекровь. В одной руке авоська с чем-то зеленым, в другой поводок с ее крошечной, вечно дрожащей собачонкой.

Лерочка, вы еще спите? бодро спросила она, переступая порог. Я вам укропчика принесла, своего, с дачи.

Я выпрямилась, чувствуя, как напрягается спина.

Доброе утро, Ирина Викторовна. Мы спим. Точнее, Паша спит.

Она проигнорировала мои слова и поплыла в сторону кухни. Собака, для виду тявкнув, засеменила следом.

Ну я же тихонько. Чего вы сразу. Я на рынок спешила, думаю, занесу. А то купите какой-нибудь, с нитратами.

Я пошла за ней. Мое утро, единственное в неделе, когда можно было не спешить, рассыпалось на глазах.

Мы бы и сами купили. Или вы бы позвонили, мы бы спустились.

Ирина Викторовна обернулась, и ее взгляд стал жестким, оценивающим. Она скользнула глазами по моей старой футболке, босым ногам и растрепанным волосам.

Лерочка, ну что за глупости? Зачем вам спускаться? У меня же ключи есть.

Она сказала это так, будто дарила мне величайшее благо. Как будто эти ключи были не от моей квартиры, а от рая.

Вечером я все же решилась. Паша смотрел какой-то сериал, лениво почесывая живот.

Паш, нам нужно поговорить о твоей маме.

Он вздохнул, не отрывая глаз от экрана.

Лер, опять? Она же просто укроп принесла.

Она вошла в нашу квартиру в девять утра в воскресенье без звонка. Открыла дверь своими ключами. Это ненормально.

Да что тут такого? Она же мама. Не чужая.

Я села рядом, взяла пульт и выключила телевизор. Тишина, что воцарилась, сделала мои слова еще громче.

Паша, это наш дом. Наше пространство. Я хочу иметь возможность ходить здесь голой, если захочу. Хочу просыпаться не от скрипа замка.

Ой, ну какие крайности, он скривился. Голой она захотела. Мама же заботится.

Тогда пусть оставляет заботу за порогом. Или хотя бы звонит перед тем, как войти. Давай попросим ее вернуть ключи.

Паша подскочил, будто был ошпарен.

Ты с ума сошла? Забрать у мамы ключи? Это же оскорбление! Она жизнь на меня положила, а я у нее ключи отберу? Она подумает, что мы ее вычеркнули из жизни.

А сейчас она вычеркивает нас! сорвалась я.

Он смотрел на меня так, будто я предложила ограбить банк. В его глазах был и страх, и полное непонимание. Он не видел проблемы. Для него мама с ключами была чем-то незыблемым, как восход солнца.

А через неделю я проснулась от того, что в спальне зажегся свет.

Было пять утра.

На пороге стояла Ирина Викторовна в халате поверх ночной рубашки. Она щурилась от яркого света и держала в руке пашин телефон.

Пашенька, ты телефон дома забыл, прошептала она заговорщицким тоном. Я увидела, как вы уехали, а он на тумбочке лежит. Вот, принесла. А то на работе без связи

Я села на кровати, натянув одеяло до подбородка. Сердце колотилось где-то в горле, не давая дышать. Паша что-то сонно пробормотал и перевернулся на другой бок.

Свекровь, не глядя на меня, подошла к его стороне кровати и положила телефон на тумбочку. Затем окинула комнату хозяйским взглядом.

Ох, как-то пыльно у вас, Лерочка. Надо бы протереть.

И с этими словами она вышла. Я услышала, как щелкнул замок входной двери.

Я сидела под ярким светом и смотрела на спящего мужа. Он даже не проснулся. Он не понял, что только что произошло. Что граница не просто нарушена она стерта.

Когда Паша наконец проснулся и я, стараясь говорить спокойно, рассказала ему о ночном визите, он только отмахнулся.

Лер, ну она же хотела как лучше. Переживала за меня.

Паша, она вошла в нашу спальню. В пять утра.

И что? Она же не голая зашла. Мама не чужая.

В тот же день я сама ей позвонила. Руки дрожали, но решимости было больше, чем страха.

Ирина Викторовна, добрый день. Я хотела поговорить о сегодняшнем утре.

Да, Лерочка, слушаю, в ее голосе не было ни капли смущения. Вы не могли бы в следующий раз не заходить без звонка? Особенно утром. Это наша с Пашей приватная зона.
Ох, Лер, я же не посторонняя, мягко, но твердо ответила она. Я мать. А мать это навсегда.
Я глубоко вдохнула и сказала то, что уже давно должна была сказать:
Тогда, пожалуйста, оставайтесь матерью. Но не хозяйкой в нашей квартире. Ключи я заберу сегодня.
В трубке повисла долгая тишина. Потом она тихо, почти шепотом, произнесла:
Ну что ж раз вы так считаете.
Когда я вернулась домой, ключи лежали на кухонном столе, аккуратно завернутые в салфетку. Рядом стоял небольшой букет укропа.