Эгоизм свекрови: Как её равнодушие лишило моих детей бабушки
Меня зовут Алёна. Пять лет назад я считала себя самой счастливой на свете. Муж, Артём, был моей опорой, а наши двойняшки, Соня и Даша, заполняли дом смехом. Но однажды всё рухнуло — Артём ушёл из дома и не вернулся. С тех пор моя жизнь стала борьбой, а свекровь, Людмила Степановна, вместо поддержки отвернулась от нас, обвиняя меня в исчезновении сына и игнорируя внучек. Её чёрствость разрывает мне сердце, и я не понимаю, как достучаться до женщины, которой, кажется, нет дела ни до кого, кроме себя.
Мы жили в маленьком городке под Екатеринбургом. Наш брак с Артёмом был наполнен любовью. Когда родились девочки, я думала, что счастье будет вечным. Но в канун 8 Марта Артём пропал. Его видели с цветами у магазина — явно спешил домой. Но я так его и не дождалась. Первые месяцы я металась в отчаянии, не зная, как жить дальше. С двумя малышками на руках мне пришлось найти работу — устроилась продавцом. Помощи от государства не было — Артёма признали пропавшим, и никому не было дела до того, что дети остались без отца.
Моя мама, Галина Николаевна, стала моим спасением. Несмотря на возраст, она приезжала из соседнего городка, чтобы сидеть с девочками, когда те болели. Готовила, убирала, читала им сказки, учила лепить из пластилина. Я видела, как ей тяжело, но она не жаловалась. А свекровь, Людмила Степановна, жила через дорогу, но заглядывала раз в полгода. Принесёт шоколадки, холодно поздоровается и уйдёт. Её равнодушие резало, как стекло, но хуже всего были её упрёки.
«Алёна, это ты виновата, что Артёма нет! Наверное, твой ухажёр его где-то припрятал, а он теперь в больнице без памяти!» — бросала она мне в лицо. Меня захлёстывала ярость. «Как вы можете такое говорить? Я одна тяну двоих детей, работаю без передышки, даже поспать нормально не успеваю! Моя мама из другого города приезжает, а вы тут рядом — и вам внучки не нужны!» — вырвалось у меня как-то. Людмила Степановна вспыхнула: «Ты для себя рожала — вот и справляйся! Я чужих детей нанянчилась — соседских воспитывала, а они теперь мимо проходят. С меня хватит! Хочу покоя. Это я сына потеряла, а не ты. Мне жить не хочется!»
Её слова жгли, как уксус. Она сравнивала моих дочек, родных внучек, с соседскими! «Это дети вашего сына! Как вам не стыдно?» — кричала я. Но она лишь махнула рукой: «Дети — это грязь и крики. А я хочу пожить для себя. Я и так живу памятью об Артёме, а твои девчонки мне его не вернут». У меня перехватило дыхание. Как можно так говорить о родных? Людмила Степановна выглядела не как несчастная мать, а как женщина, занятая только собой. Её наращенные ногти, свежая стрижка и новые платья кричали: её «горе» — лишь маска.
Я пыталась взывать к её совести: «Разве вам не жаль девочек? Хотя бы ради Артёма помогите! Он бы хотел, чтобы вы о них заботились». Но она отрезала: «Я своё отслужила — сына одна подняла. А ты крутись как знаешь». Тогда я поняла: помощи от неё не дождаться. Даже думала запретить ей видеться с Соней и Дашей. Они не чувствуют её любви — зачем им такая бабушка? Но потом представила Артёма. Он с небес смотрит на нас. Не смогла бы я разорвать эту ниточку — ему было бы слишком больно.
Я разрываюсь между обидой и долгом. Мама надрывается, но взваливать на неё ещё больше не могу. Девочки растут, и я хочу, чтобы их окружала любовь, но как, если Людмила Степановна думает только о себе? Какие слова найти, чтобы растопить её лёд? Может, кто-то сталкивался с таким? Как пробиться к человеку, который захлопнул сердце? Душа болит за дочек, за Артёма, за себя. Неужели моим детям суждено расти без бабушкиного тепла?
