**Булочка с характером**
Соня стояла перед облупившейся дверью с надписью «Кафе “Уют”». Буквы кривые, одна «ю» держалась на честном слове. Возле крыльца — сухие кусты сирени, ржавый мусорный бак и пара голубей, греющихся на осеннем солнце.
— Ну что, новая жизнь… — пробормотала она и вставила ключ в замок.
Новая жизнь пахла сыростью, старыми специями и надеждой. Соня чихнула, распахнула окна, вздохнула — и закатала рукава.
— Ты рехнулась? — голос подруги Таньки трещал в телефоне. — Купила кафе?! В этом районе? Увольнение в банке так ударило по голове?
— Лучше печь булки, чем пересчитывать чужие деньги, — вздохнула Соня, вытирая столы. — Да и мечтала же. Помнишь, как у бабки в деревне?
— Помню. Но мечты — одно, а этот сарай…
— Не сарай. Моя пекарня.
Назвала её «Мандариновый хлеб». Потому что бабка всегда клала в тесто тёртую мандариновую цедру. Зимой в доме пахло праздником — сдобой и цитрусами. Соне хотелось вернуть это тепло.
Первые дни клиентов не было. Кафе стояло на отшибе, мимо шли только те, кто знал все тропки. Соня вставала в пять, месила тесто, пекла, убиралась, экспериментировала. Ароматы корицы и ванили смешивались с кофе. Она поставила на подоконник вазу с мандаринами, прилепила на стекло бумажку: «Загляните — не пожалеете».
— Бабуль, ну помоги… — шептала она, доставая из печи румяные «улитки».
И будто в ответ, вечером зашла бабка Зина из соседнего подъезда.
— Это ты тут булки печёшь? По запаху шла. Давай-ка попробую.
Соня протянула ей плюшку. Бабка причмокнула, разжевала и одобрительно хмыкнула.
— Неплохо. Настоящее. Завтра приведу подруг — в домино резаться будем. Ты нам чайку поставь.
На следующий день явились «подруги»: три старушки с ворохом сплетен. Через неделю — трое студентов. Потом — курьер, потом мамаша с коляской. Слухи ползли по району — медленно, но верно.
Соня сменила вывеску. Вместо «Уюта» теперь красовалось: «Пекарня с запахом мандаринов». Помог Витёк, один из студентов.
— Ты чё, дизайнер?
— Пока нет. Учусь. Но булки у тебя — бомба. Хочу, чтобы и вывеска огонь была.
Соня впервые за долгое время почувствовала — она не одна. Вечером Витёк притащил девчонку: «Это Катька, фоткать умеет. Давай тебе соцсети раскрутим». Соня едва не расплакалась.
— Привет… — дверь скрипнула, и её пронзил знакомый голос. — Сонь…
Она обернулась. На пороге стоял Сашка. Бывший. Тот самый, который год назад «ушел подумать» — и слился с коллегой из офиса.
— Ты чё тут делаешь? — голос как наждак.
— Услышал, что кафе открыла. Решил глянуть…
— Посмотрел. Вали.
— Погоди. Мы ж с тобой…
— Ты говорил, что я скучная. Теперь заскучал, да?
Он криво усмехнулся:
— Не в этом дело. Просто… Пока мы официально не развелись, всё, что ты купила — наша общая собственность.
— Ты серьёзно?
— Не хочу скандалов. Но давай по-хорошему? Я помогу с ремонтом, мне пару процентов…
Соня молча сняла фартук, подошла к двери и распахнула её шире.
— Сашка, вон дверь. И чтобы ноги твоей тут больше не было.
Он попытался что-то сказать, но в дверях возникла бабка Зина с компанией.
— Ой, кто это тут нервы тратит? А ну марш, сынок. У нас тут бабья территория.
Сашка буркнул и смылся.
— Это чё за тип? — поинтересовалась одна из старух.
— Бывший. Пришёл за халявой.
— А не жирно ли? — фыркнула бабка и стянула с подноса ещё одну булку.
— Соня… — заныла мать в трубке. — Ты чего устроила? Сашка звонил. Говорит, ты его чуть не прибила.
— Мам, он припёрся делить кафе. Ты как считаешь, это нормально?
— Ну он же муж твой. Почти. Может, ещё сойдётесь? Ты ж не молодеешь…
— Мам, я сама бизнес подняла. С нуля. И счастлива. Неужели не рада за меня?
— Я переживаю! Кафе в дыре, развод, денег — гулькин нос. Не жизнь, а…
— Это МОЯ жизнь. И я её выбрала.
— Ну ладно. Как прогоришь — не звони.
Соня бросила трубку. Сидела на кухне, смотрела в пустую кружку.
— Можно? — заглянула Катька. — Мы фото закончили… Ты плачешь?
Соня вытерла лицо.
— Не. Просто… бабка меня учила: если тесто липнет — терпи. Значит, ещё не дошло.
— Ты огонь, Сонь. Правда. Мы с тобой.
Катька обняла её. Потом сунула телефон:
— Глянь. Мы пост залили. Уже сотня подписчиков.
К весне очередь за мандариновыми булками тянулась до угла. В меню появились маковые рулетики, творожные завитушки, штрудели. Пекарня дышала жизнью.
Как-то вечером в дверь постучали.
— Можно? — на пороге стоял седой мужик с букетом ромашек.
— Да?
— Я Катькин отец. Дочь в Питер укатила, но про тебя рассказывала. Я пенсионер-пекарь. Делать нечего… Может, помощник нужен?
Соня кивнула.
Теперь каждое утро они вдвоём месили тесто. Он болтал про жизнь, она слушала. Иногда заходили новые люди — кто поесть, кто просто отогреться.
— Сонь, привет… — снова голос Таньки в телефоне. — Всё думаю… Может, и мне контору эту бросить?
— Булки любишь?
— Ещё как! Возьмёшь?
Соня оглядела пекарню — просторную, с новыми стенами. Народ за столами. Воздух пахнет мандаринами. Папка с планами расширения на столе.
— Беру. Но фартук — за свой счёт.
И рассмеялась.
За окном шИ за окном, пока капал весенний дождь, пекарня «Мандариновый хлеб» жила, наполняя теплом и ароматом не только булочек, но и сердца тех, кто в неё заходил.
