Ну, слушай, вот история про одну бабушку…
— «Сдаётся комната. Без животных, с бабушкой», — прочитала Оля и взглянула на мужа. — Давай съездим? Рядом с твоей работой.
— Без животных — отлично. Но вот «с бабушкой»… настораживает, — хмыкнул Сергей, не отрываясь от ноутбука. — Ладно, посмотрим.
Комната оказалась в старой питерской коммуналке — высокие потолки, скрипучие полы, и… бабушка. Дверь открыла она — высокая, прямая как палка, с седыми завитками и зорким взглядом.
— Заходите. Я Галина Петровна. Заселяйтесь хоть сегодня. Но предупреждаю: после девяти — тишина, чайник — строго до восьми, горячая вода — по четвергам. И свои тапочки купите. Чужих звуков не терплю.
— А… если перекусить ночью? — робко спросила Оля.
— По расписанию. Завтрак — до восьми, обед — после двух, ужин — не позже семи. Никаких полуночных чаепитий! И дверь в ванную не запирать — вдруг кому помощь нужна?
Сергей уже хотел уйти, но Оля кивнула:
— Нас всё устраивает. Комната отличная.
Так они и поселились у Галины Петровны.
Поначалу было даже мило: бабушка по утрам слушала Чайковского, варила какао и зачитывала вслух «Комсомолку». По стенам висели её фото: молодая Галя в медсестринской форме, Галя на танцах, Галя с мужем в Сочи, Галя с кошкой Клёпой. Клёпа, кстати, умерла в 98-м, но блюдце с надписью «Клёпино» осталось.
— Видишь, какая интеллигентная, прямо как из советского кино, — шептала Оля.
— Да уж. Только я вчера фен включил — она в стену кулаком: «Мешаете советскому человеку дышать!»
Правила становились жёстче. Сначала появилось расписание для туалета. Потом бабушка закрыла кухню на «санитарную обработку» по вторникам. Потом ввела «вечерний отчёт»: приходишь домой — заходи, расскажи, как день прошёл.
— Вы в моём доме живёте! Я должна знать, чем вы дышите! Безопасность — прежде всего! — улыбалась она.
Через три месяца Сергей взбунтовался: зашёл на кухню в восемь вечера, включил чайник и достал бутерброды.
— Это что за безобразие?! — влетела бабушка. — Ужин до семи!
— Мы платим! Мы имеем право!
— Молодой человек, у меня договор — устный, но крепкий. Не нравится — чемодан, вокзал!
Разошлись на повышенных тонах — бабушка швырнула в него ложкой.
— Всё, уезжаем! — заявил Сергей, хватая рюкзак.
Но утром Оля показала новое объявление: «Сдаётся комната. Без животных, с бабушкой». То же фото. Текст один в один.
— Это наша квартира!
Тогда им позвонил незнакомый номер:
— Здравствуйте, я про комнату у Галины Петровны. Вы уже съехали? Как бабушка?
Оказалось, она сдаёт комнату каждые три месяца. Жильцы платят за первый и последний месяц, а потом вылетают за «нарушение устава». Деньги не возвращают.
— Развод! — закипел Сергей. — Мы же платили официально!
— Официально? Я переводила ей с пометкой «помощь пенсионеру», — вздохнула Оля. — Договора нет.
Вечером они пришли к бабушке.
— Галина Петровна, мы всё знаем. Это схема? Наживаетесь на квартирантах?
— Детки, вы сами всё испортили! Зачем чайник ночью? Зачем к Клёпиному блюдцу подходили?!
— Договора нет, но есть квитанции. Можем в суд.
— Суд? На бабушку? — она драматично ахнула. — Совсем совесть потеряли!
— Либо возвращаете деньги, либо…
— Либо?
— Либо живём по-нашему. Чайник — когда хотим.
Бабушка задумалась. Впервые кто-то не сбежал, а остался — с условиями.
Началась странная жизнь: бабушка устраивала «проверки», отключала свет «на профилактику», а Сергей с Олей включали музыку, хоть и без фанатизма.
— Кто кого, — ухмылялся Сергей, принося колонку.
Через месяц бабушка сдалась:
— Ладно, договоримся. Квартира коммунальная, долги — на мне. Хотите жить — выкупите долю.
Они переглянулись. Цены в центре кусались, а тут — трёхметровые потолки, метро рядом.
— А Клёпа? — спросила Оля.
— Клёпа благословляет, — кивнула бабушка, поглаживая фото.
Через три месяца документы подписали. Бабушке оплатили часть долга и сняли ей комнату в соседнем доме.
— Вы же не бросите? — спросила она на прощание. — Буду пирожки печь.
— Только если дверь в ванную закрывать разрешите, — подмигнул Сергей.
С тех пор пирожки были с вишней, а чайник кипел — хоть в три ночи.
Полгода спустя жизнь вошла в колею. Бабушка иногда заходила на чай, но без нотаций.
— Когда-то здесь жила одна семья, — вздыхала она. — Сейчас все по углам. В телефонах.
— Вам одиноко? — спросила Оля.
— Страшно стать ненужной. Даже вредность — способ привлечь внимание.
Оля стала звать её чаще — на оладьи, на старые фильмы. Сергей тоже смягчился:
— Да она просто привыкла командовать. А тут мы с тобой — бац!
Но однажды в дверь постучали. На пороге — парень с гитарой и розовой кепкой.
— Я Ваня. Внук Галины Петровны. Поживу тут немного, ок?
Бабушка сияла:
— Мой Ванюша приехал! Музыкант! Теперь у нас будет творчество!
И оно было. Громкое. Ваня играл на гитаре ночами, орал в душе и разбрасывал вещи.
— Молодёжь должна творить! — оправдывала его бабушка.
— Особенно в коммуналке, — ворчал Сергей, затыкая уши.
Через три дня Оля не выдержала:
— Галина Петровна, мы работаем. Нам спать надо.
— Но он же вдохновляется!
— Тогда пусть вдохновляется в парке.
Началась тихая война: Ваня не здоровался, бабушка игнорировала. Пирожки пропали. На почтовом ящике появилось: «СобственникиНо вскоре Ваня внезапно уехал, Галина Петровна вернулась с пирожками, и жизнь в коммуналке снова стала уютной — хоть и со своими правилами.
