**Дневник. Всё, кроме любви**
Варя ехала в такси, кутаясь в пуховый платок, будто её мороз пробрал до костей. Ладонью прикрывала опухшую щёку. Зачем потащилась в этот гостиничный номер? Чего хотела — понять, прощения вымолить? Вот и получила сполна. Улетел бы завтра муж в командировку — оставила бы записку, собрала чемодан и ушла тихо, по-человечески.
Лицо горело, будто дважды увеличилось. Стоило сжать зубы — боль простреливала челюсть. Как теперь к Илье идти? Илья… А может, и не стоило вовсе ехать?
Без него, без любви, прожила столько лет. Трёхкомнатная в центре Питера, иномарка, ежегодные поездки то в Сочи, то за границу. Для многих девиц — мечта. Но увидела Илью — и всё это прахом пошло. Кроме любви…
*
— Привет. Видел, как твоя мамка из подъезда вышла, — пробормотал Илья, переминаясь на пороге.
— И долго будешь, как пень, торчать? — Варя втянула его в тесный коридор, дверь захлопнула.
Стояли друг напротив, близко. В оба глаза сразу не взглянешь — только по очереди. Смешно и неловко. И вдруг — рывок навстречу. Губы Ильи, тёплые, чуть шершавые. Она сама не поняла, когда глаза закрыла, только руки уже вцепились в его шею…
Всё было быстро, неловко, будто недоделано. Одевались молча, избегая взглядов.
— Варь… — он коснулся её руки.
Дёрнулась, точно током ударило.
— Вали, мамка с минуты на минуту вернётся, — бросила, отвернувшись.
— Варь, я завтра в Москву уезжаю. Поступил в Суриковское…
Она застыла, потом резко повернулась:
— И раньше сказать не мог? До того как…
— Я ж и пришёл сказать… Прости, само как-то вышло… Варь, вернусь — и поженимся. Люблю тебя, — глухо проговорил Илья.
Молчание.
— Чуть не забыл, — он поднял с пола пакет, вытащил листок. — Тебе.
Варя взяла. Набросок карандашом — её глаза, нос, губы, только куда красивее, чем в зеркале.
— Это я?
— Ты, а кто же ещё? Вчера весь вечер рисовал. Пол-альбома убил. В жизни ты лучше… Он обнял её — и щёлкнул замок.
Отпрянули. В дверях стояла мать, окидывала взглядом взъерошенных подростков.
— Здрасьте, Анна Петровна, — Илья попытался пригладить вихры.
— Не кашляй. Думала, померещилось. Это ты у подъезда торчал? Караулил, значит. Тащи сумку на кухню, — бросила мать.
— Я попрощаться. Завтра в Москву, — Илья смотрел вслед Варе.
— С Богом. — Мать шагнула к нему. — Чего встал? Счастливо, — прошипела и махнула на дверь.
— А где Илья? — Варя вернулась в комнату.
— Ушёл. Не ровня он тебе. Художник — это не профессия. Кто эту мазню покупать будет?
— Он талантливый!
— Ещё хуже. Таланты признают после смерти. Тебе Бог лицо дал — используй. Ищи мужа, чтоб в золоте ходила. А твой Илья… С голодухи сдохнешь. Начнёт голых баб рисовать — тебя и забыл. — Она трясла перед Варей рисунком. — В нашем-то городишке? Развалюхи да грязь срисовывать? Не вернётся он, запомни.
Илья уехал с отцом на рассвете. Варя выключила телефон, чтобы не мучиться. Не спала, ворочалась. Включила — сообщения: «Варь, думал, проводишь… Почему телефон глушишь?.. Люблю! Не слушай никого, вернусь…»
«Посмотрим», — ответила на все. Через три дня и сама уехала — не в столицу, в областной город. Поступила в пединститут. Не из любви к детям — просто на престижный факультет денег не было.
Мать — продавщицей в хозмаге, отец — сантехником. Ни связей, ни блата.
С Ильей переписывались до Нового года. А когда он сказал, что на каникулы не приедет — едут в Карелию на этюды — Варя в сердцах написала: «Не пиши больше. Выхожу замуж». Ждала, что бросит всё, примчится. Не приехал.
Замуж вышла позже — за преподавателя. Валерий Павлович — доцент, будущий профессор. Высокий, нескладный, в очках с толстыми линзами.
Как-то пересдавала зачёт. Занятия кончились, в коридорах пусто. Отвечала бойко.
— Достаточно, — Валерий Павлович листал зачётку. — Надежда Соколова, а в прошлый раз почему так не ответила?
— Перенервничала, не спала.
— Если б все студенты так готовились, я бы за будущее детей спокоен был, — поставил «отлично».
На улице — ливень. Варя под навесом. Подъехала машина, дверь распахнулась.
— Подбросить? — Он смотрел на неё иначе — не как на студентку.
В салоне пахло кожей, звучал Шопен. «А он ничего», — подумала.
Через месяц — предложение. На знакомстве мать аж всплеснула:
— Умница! Профессор, квартира в центре… О таком женихе грезит любая.
Отец хмурился: «Хилый какой-то. Но если любишь — Бог в помощь».
Свадьба в ресторане. Коллеги жениха — все. Женщины-одиночки косились на Варю.
После гостей — к нему. Секс быстрый, скучный. Муж заснул, Варя — под душ.
С Ильей всё было по-другому. Хоть и недолго.
Валерий толстел, перестал сутулиться. Очки сменил на модные. Гости хвалили «её» стряпню — еду из ресторана. А Варя ждала, когда уйдут, чтобы не терпеть его прикосновения.
Как-то разбирала вещи — нашла Ильин рисунок. Долго смотрела в зеркало. Каким бы он её сейчас нарисовал?
Муж позвал в Москву, на конференцию. Обрадовалась: три дня свободы!
В проспекте выставки увидела фамилию — И. Никитин. Однофамилец?
В зале галереи — её портрет. Тот же взгляд, улыбка…
— Как найти Никитина? — спросила у смотрительницы.
— Не положено.
— Мы с Ильёй из одного города…
ДОна позвонила ему, и через три года, стоя у окна их новой квартиры с дочкой на руках, Варя вдруг осознала, что всё это время — побег, короткая передышка, но не любовь, потому что сердце, которое когда-то билось так бешено, теперь молчало, будто её настоящая жизнь осталась там, в той студии, среди портретов, на которых она была ещё той девочкой с пуховым платком.
