Приют для души

Дом

— Куда это ты, опять к своему Саше? А обед? — спросила мать, выйдя в коридор.

— Не хочу есть, — отрезала Лиза, отвечая на последний вопрос.

Ей казалось, что матери важнее, поела ли дочь, а не с кем она проводит время. Поправила пояс платья, улыбнулась своему отражению в зеркале и обернулась.

— Он же без гроша за душой! Зачем он тебе? Ни кола, ни двора, ни семьи. У него перед глазами и примера-то не было, рос в детдоме. Эгоист, привык только о себе думать… — Слова вырывались у матери, будто стая воробьев из кустов.

— Мам, хватит! — резко оборвала её Лиза. Улыбка соскользнула с лица. — Ты его вообще не знаешь. Что, быть сиротой — преступление? Говоришь о нём, будто он уголовник. А он лучше многих, у кого есть родители. — Голос дрожал, щёки горели, глаза блестели от слёз. В этот момент Лиза была так хороша, что мать разозлилась ещё сильнее.

— Ты и сама не понимаешь, что несешь! А ты чего молчишь? — крикнула она в сторону комнаты, где отец сидел с газетой. — Тебе что, всё равно, за кого дочь замуж пойдёт?

Отец вздохнул, отложил чтение и вышел.

— Чего ты от меня хочешь? Привязать её к батарее? Сегодня запрещу, а завтра она сбежит. Посмотри на неё. Ничего не напоминает? Твои родители тоже запирали тебя, не пускали ко мне. Помнишь, как из окна прыгала? У меня тогда тоже ничего не было — комната в общаге на троих, две рубахи и одни штаны. Да костюм старшего брата, в нём и на выпускной ходил.

Разве тебя это остановило? Разве помешало выйти за меня? Твоя мать до сих пор меня ненавидит, хоть у меня и бизнес, и квартира, и машина. На мои деньги в санатории отдыхает, а всё равно кости перемывает — мол, не её круга, деревенщина, из бедной семьи. Для неё это всегда было позором. — Он говорил ровно, но было видно: ему надоели крики, жалко дочь, а что делать — не знал.

— Вглядись в неё. Она влюблена, разве не видишь? А спорить с чувствами — всё равно что с ветром драться. Запретишь — сделаешь её несчастной, и она тебе этого не простит.

— Спасибо, пап… — Лиза улыбнулась сквозь слёзы и выскользнула за дверь, пока мать подбирала слова.

Когда дверь захлопнулась, мать будто очнулась и набросилась на мужа:

— Ну и человек! К чему эти воспоминания? Не смог меня поддержать? Тебе правда всё равно, кто в наш дом войдёт? — Она уперла руки в боки.

— Остынь, — устало сказал муж. — Кто сказал, что она замуж собралась? Саша парень умный. Сначала встанет на ноги, потом жениться станет. А тебе что, нравится, чтоб Лиза с мажором вроде Соколова болталась? Того, что их одноклассницу в положении оставил? Родители быстренько в Швейцарию его сплавили, а девочка в семнадцать с ребёнком осталась.

— А ты веришь, что из детдомовского выйдет что-то путное? У них и понятия такого нет…

— Откуда ты знаешь? Много сирот в твоём кругу? Лиза права — он не хуже других. Дадим срок, себя покажет. Из меня же толк вышел, а он чем хуже? У него цель — пробиться. А у Соколова цель — отцовские деньги прокутить. И у него отлично получается. — Отец вернулся к газете, давая понять: разговор окончен.

— С тобой говорить — как об стенку горох! — Мать сжала губы и ушла на кухню.

Лиза ничего этого не слышала. Она шла на свидание, едва касаясь земли лёгкими шагами. Ветер играл подолом её платья, то обвивая ноги, то развеваясь, будто крылья.

Саша уже ждал. Увидев её, широко улыбнулся. Они обнялись, и Лиза прижалась к нему, будто щепка к камню в бурном потоке. Так крепко, будто боялась, что её унесёт.

— Что-то случилось? — спросила она, почувствовав его напряжение.

— Откуда знаешь?

— Чувствую.

— Бабушка умерла. Два месяца назад. Только сегодня узнал.

— Ты не говорил, что она у тебя есть…

— Обижался на неё. Отдала в детдом, ни разу не навестила. Для меня она давно умерла. А сегодня выяснилось — оставила мне дом. Соседка разыскала, её зять в полиции работает. Надо съездить, посмотреть, в каком он состоянии. Лет двадцать там не был.

— Ты хочешь там жить? — Лиза приподняла бровь, точь-в-точь как мать.

— Вряд ли. Если годный — продам, деньги в дело вложу.

— Это же здорово! — глаза Лизы загорелись. — У тебя есть бабушка… точнее, была. И дом! А то мама твердит, что ты…

— Нищий? — Саша усмехнулся. — Знаю, что не пара тебе. Может, дом развалина, и твоя мать окажется права.

— Перестань! Поедем, посмотрим.

— Сейчас?

— А чего ждать? Автобус ходит? Вперёд!

Они успели на рейс. В салоне было просторно.

— Позвони родителям, а то решат, что я тебя украл, — сказал Саша.

Лиза набрала отца, сбивчиво объяснила, куда едет. Но к концу разговора лицо её помрачнело.

— Что? — встревожился Саша.

— Просит вернуться пораньше. С мамой из-за меня поругались.

— Из-за меня, скорее. Зря ты поехала… Можешь выйти, я один съезжу.

— Даже не думай! — Лиза упрямо сжала губы.

Они молча смотрели в окно. Лиза допытывалась: помнит ли он что-то из детства? Почему бабушка отдала его? Какая она была?

— Строгая. Не помню, чтобы улыбалась. Мне лет шесть было…

Про родителей Лиза не спрашивала. Саша сразу предупредил: эта тема — табу.

Он вдруг сам заговорил:

— Маму сбила машина. Отца не помню — утонул, когда мне было четыре.

— А бабушка твоя… чья? — осторожно спросила Лиза.

— Не знаю.

Дом Саша узнал сразу. Крепкий, бревенчатый. Размышляли, как открыть дверь без ключа, как вдруг сзади раздалось:

— Чего тут шляетесь? — Пожилая женщина в платке смотрела на них строго.

— Это мой дом. Анна Михайлов— Это мой дом. Анна Михайловна — моя бабушка, — сказал Саша, и в его голосе прозвучала неподдельная надежда, что этот старый бревенчатый дом, пахнущий печным дымом и прошлым, станет тем самым местом, где он наконец обретёт свои корни.

Оцените статью