**Носовой платок: история любви, что сильнее времени**
В маленьком деревянном доме в тихом провинциальном городке Елец царила ночная тишина, разрываемая лишь громоподобным храпом.
— Опять этот **Михаил** храпит! — с досадой подумала **Галина**. Она стряхнула с плеча его тяжёлую руку и отвернулась к стене.
На экране телефона светилось: три часа ночи.
— Всё, сна ни в одном глазу, — злилась про себя **Галина**. — Завтра снова в больницу, а я буду клевать носом. Хорошо хоть не утром смена… Но ведь мне уже не двадцать, чтобы не спать до рассвета и потом бодро бегать, как лань. Да и не те это ночи, когда мы с **Мишей** шептали под луной, а я потом лежала, вспоминая каждое его слово. Помню обрывки фраз, его улыбку, и как потом, глупо счастливая, прятала лицо в подушку. Его лицо — такое родное — всплывало перед глазами, словно кадры из старого кино. Глаза — тёплые, голубые, без единой нотки фальши…
А **Михаил**, как ни в чём не бывало, громко всхлипнул во сне и продолжил мирно посапывать.
— Что мне с ним делать? — металась **Галина**. — Может, предложить спать врозь?
От бессонницы в голову лезли старые обиды, и она накручивала себя новыми. Казалось, их накопилось столько, что хватило бы загрузить целый **КАМАЗ** и ещё прицеп доверху. Что её гложило? Разочарование? Досада? Боль? Кто разберёт…
— Дети выросли, разлетелись. Остались мы вдвоём. Вроде всё хорошо, а чего-то не хватает. Чего? — эти мысли сверлили мозг, как **ржавый бур**, и выгнать их было нечем.
В полумраке **Галина** разглядывала спящего мужа. Он посапывал, не подозревая, что стал главным обвиняем на её ночном судилище. Она мысленно перебирала его недостатки, забыв, что **делить на ноль нельзя**. В чужом глазу и **соринку заметишь**, не так ли?
— Совсем он поседел, — отметила она. — И живот отрос. Лоб в морщинах, будто **старая карта**, исчерченная годами, болезнями, потерями. А ведь был красавец!
— Не встречает меня, как раньше, — продолжала она. — Не бежит в прихожую, не целует, не снимает пальто. А чай пьёт — так **чавкает**, будто **свинья в корыте**! Грязные рубашки под кровать прячет, думает, не найду. А я ночами стираю, утром на место кладу, а он ворчит: **«Отдай мои старые, я к ним привык!»**
— Обижал, конечно, — накручивала себя **Галина**. — Не раз. Были и кризисы, и ссоры, и примирения. А уж от его **родни** я настрадалась! До сих пор считают, что я ему не пара. На свадьбе обнимали его, а я стояла, как **мебель**. Считали мои туфли, обзывали **мотой**. А я всегда работала, вещей у меня — **кот наплакал**, да и те — самые простые. **Подруга Ирина** шила мне платья по **журналу «Бурда»**. А **Миша** не заступался, только бормотал: «Не обращай внимания, **Галка**. Это зависть. **Будь выше их пересудов**».
— Самое страшное, — вспомнила **Галина**, — когда **Катя**, наша дочь, заболела. Серьёзно. Я с ней по всем больницам моталась, пока диагноз не поставили. В **Воронеж** ездили, я ночами не спала, боялась худшего. А **Миша** молчал. Уходил в другую комнату, не обнимал, не говорил: **«Всё будет хорошо»**. Мне так этого не хватало! Конечно, все горюют по-своему. Но тогда я чувствовала, что мы — чужие. Когда всё прошло, мы рыдали вместе, просили друг у друга прощения…
— А как он за мной ухаживал! — вдруг всплыло в памяти. — Как познакомились! Шла я по **переулку в Липецке**, ревела в три ручья. Домой идти не хотелось. Дождь лил **как из ведра**, зонта не было. Платье прилипло к ногам. А горе у меня — хоть **волком вой**!
Я **училась в мединституте**. Лето, сессия. Однокурсницы собрали **по десять рублей** на цветы преподавателям. У меня таких денег не было. Мама отказала: **«Не занимайся подхалимством, учись**». А я и так **зубрила** сутками. Стипендию, **повышенную за отличную учёбу**, отдавала маме, а она выдавала мне **пять рублей на неделю**. **Проездной** был, дома кормили — зачем деньги? Так **родители считали**. Но я не в обиде, научили **копейку считать**, — вздохнула **Галина**.
— Иду, вся в слезах. Где взять деньги? Завтра сдавать старосте, а у меня **три рубля и сорок копеек** в кармане. **Сорок копеек** — это я два дня не ела в столовой, живот **сводило от голода**. Бабушка, моя **опора**, пенсию получит через неделю, дала **два рубля** — больше не смогла. В долг не у кого взять: подруги такие же **голь перекатная**, а родня — **от зарплаты до зарплаты**.
И вдруг над головой раскрылся зонт — **чёрный, с деревянной ручкой**.
— **Девушка, что вы одна ночью в такую непогодь?** — раздался мужской голос.
— **Отстаньте!** — огрызнулась я.
— **Просто хочу дать вам платок. Чистый. Дайте утереть слёзы**, — мягко сказал он.
Из кармана он достал **белый платок в красную клетку**. От него пахло **одеколоном «Шипр»**. Я замерла. Этот платок до сих пор лежит у нас **в комоде**, как **святыня**.
— Откуда он понял, что я плачу? — думала **Галина**. — **Дождь же льёт**, слезы не видно.
— **Сердцем почувствовал**, — объяснил позже **Миша**. — **Как я мог оставить такую девушку одну?**
— **Как вас зовут, прекрасная незнакомка?** — спросил он тогда.
— **Галина**, — пробурчала я.
— **А я Михаил. Можно просто Миша?** **Пойдёмте в кафе, согреетесь. Угощу чаем с пирожным.** **Не бойтесь, я не маньяк**, — усмехнулся он.
**Галина**, вспоминая, чуть не рассмеялась, боясь разбудить мужа.
— В кафе я выложила всё. **Обычно осторожная**, я рассказала **чужому мужику** свою беду. Не знаОн тогда достал из кошелька десять рублей, сунул мне в руку и сказал: **«Возьми, не переживай — деньги дело наживное, а вот слезы твои мне не вынести»**, и с тех пор вот уже тридцать лет он продолжает вытирать их тем самым платком.
