Опоздавшая ночь таяла, нехотя уступая место бледному рассвету. Прощание подходило к концу, и от этой мысли сердце сжималось в тисках. Аграфена провела ночь без сна, сидя у гроба своего мужа, Степана. Воспоминания о прожитых вместе годах мелькали, словно кадры старой киноленты, наполненные любовью, болью и тихим счастьем. Оба они давно перешагнули порог старости.
— Степан прожил семьдесят восемь лет, мог бы ещё пожить, если бы не хворь проклятая, — шептала Аграфена, на два года младше его.
— Хороший ты был, Стёпушка, муж и отец верный, — уже вслух говорила она, глядя на его лицо, которое при утреннем свете стало яснее, чем в мерцании свечей. — Сколько соблазнов было, а ты ни разу не споткнулся… Ох, как же быстро пролетела жизнь.
Всю ночь воспоминания терзали её душу, будто она листала книгу их жизни, страницу за страницей — пятьдесят пять лет вместе, полных и радости, и горя.
Когда Степан понял, что его дни сочтены, он всё повторял жене:
— Груня, это Бог меня за грехи карает. Видно, не так жил, не так думал.
Но Аграфена, вытирая слёзы, успокаивала:
— Не терзай себя, Степа. Жизнь ты прожил честную. Не пил, не гулял, нас с дочкой любил. Какие грехи? Себя не знаешь, что ли?
Он замолкал, доверяя её словам.
Рассвело. На кухне хлопотала их дочь, Ульяна, приехавшая из Красноярска. Мужа у неё давно не было — развелась, а её сын, внук Аграфены, только пошёл в школу, потому не приехал. Не увидит мальчик деда в последний раз. Что ж, в детстве каждое лето он гостил у них в деревне под Иркутском.
Ульяна, единственная выжившая дочь, была для них сокровищем. Двое других детей умерли в младенчестве: один не прожил и дня, второй — недели. Как берегла Аграфена свою Ульку, как молилась за неё! Но перед выпуском дочь огорошила их:
— Мам, пап, я после школы уеду в город. Не хочу в деревне оставаться. Знаю, я у вас одна, должна бы рядом быть, но в городе жизнь другая, настоящая.
— Что ж, Улья, езжай, — сразу согласился Степан.
Аграфена поднесла платок к глазам:
— Ох, доченька, как же мы без тебя?
Но Степан строго взглянул на жену:
— Не держи её, Груня. Пусть свою дорогу ищет. Не место ей в деревне коров доить. Пусть в люди выходит.
В глубине души Аграфена понимала, но отпускать дочь в город было страшно. Ульяна уехала, поступила в техникум, выучилась на продавца. Замуж вышла, но в родной дом так и не вернулась.
Аграфена со Степаном прожили почти всю жизнь вдвоём, работали в колхозе, жили мирно, без ссор. Когда состарились, внука на лето забирали. Но он подрос, и его приезды стали реже. Скучали старики, но не навязывались.
— Помнишь, как внучок на покосе с нами был? — Аграфена чуть улыбнулась. — Визжал, когда Степан его в речку заносил, плавать учил. И ведь научил…
— Мам, ты о чём? — тихо спросила подошедшая Ульяна.
— Да так, вспомнилось. Посиди со мной, доча, попрощаемся с отцом в тишине, пока люди не пришли. Односельчане Степана уважали, никому зла не делал, всем помогал. Все придут.
Ульяна села рядом, обняла мать.
— Как хорошо, что ты на отца похожа, — грустно сказала Аграфена. — Его лицо со временем забудется, а ты — будто он передо мной.
— Мам, расскажи, как вы с папой познакомились? Никогда не говорили.
— Ох, Улечка, странная история вышла. Увидел он меня — и будто прирос.
— Как это? Где ты была?
— Работала в колхозе, на ферме. Всегда в передовиках ходила. Вот и отправили меня в Иркутск на слёт передовиков. Дали грамоту, часы наручные — маленькие, аккуратные. У нас в деревне таких ни у кого не было! Радости моей не было предела. Водили нас по городу, показывали достопримечательности. Со всей области съехались люди, но мужчин мало.
После экскурсии повели в столовую. Там и встретились с твоим отцом. Сели за соседние столы, а он глаз с меня не сводит. Высокий, статный, но одет небрежно — рубаха застиранная, мятая. Сразу видно, без женской руки. Мне даже любопытно стало. А у нас в деревне парней почти не осталось — кто в армию ушёл, кто в город подался.
Аграфена вздохнула, будто снова переживая тот день. Когда она вышла из столовой, вдруг услышала за спиной:
— Возьми меня с собой. Степаном звать. А тебя как?
— Аграфена, — ответила она строго. — Ты ж не знаешь, в какой глуши я живу. Городской небось, променяешь город на деревню? — засмеялась.
— Променяю, Груня. Мне, холостому, что терять? Поеду за тобой, — и с тех пор звал её только Груней.
И ведь поехал. Степан Аграфене сразу приглянулся. Приехали в деревню, и он без лишних слов пошёл к её родителям:
— Здравствуйте, прошу руки вашей дочери. Извините, что так сразу, но ничего у меня нет — ни дома, ни хозяйства. Только сердце. Груня мне дорога, обещаю быть ей верным мужем.
Родители опешили. Отец хмыкнул:
— Тебя, Груня, на слёт отправляли, а ты жениха привезла?
— Так вышло, — потупилась она. — Но я согласна.
Родители благословили. Свадьбу сыграли в воскресенье — скромную, по-деревенски. Собрались односельчане, пели, плясали. А потом началась их жизнь — простая, но настоящая.
Счастлива была Аграфена. Шли они с мужем по деревне, а люди шептались:
— Вот Грунька какого мужика отхватила! Красавец, высокий. Такие на баб падкие, — судачили старухи.
— Погодите, недолго они проживут. Погуляет Стёпка, — качала головой соседка Фёкла.
Сплетни доходили до Аграфены, но Степан не давал повода. Любил только её. Правда, с детьми не везло: двое умерли в младенчестве. Но Ульяна родилась здоровой, и это было чудом.**Для завершения истории:**
И когда последний снег растаял, а в старом доме снова запахло свежим хлебом, Аграфена закрыла глаза и почувствовала, как чья-то тёплая ладонь тихо легла на её плечо.
