Я извинилась перед невесткой за своё поведение: да, была слишком строгой, когда она жила со мной.
Плохая свекровь — звучит как диагноз. И знаете, у нас в роду это, кажется, семейное. Но оправдаться нечем. Двое детей — сын и дочь. Овдовела рано, поднимала их одна в глухой деревне под Курском. Без мужа, без помощи. Слава богу, старший, Ваня, хоть в четырнадцать уже мог и дрова поколоть, и за скотиной приглядеть. Без него — хоть вешайся.
Жили туго, но как-то выкручивались. Дети выросли, разлетелись, а я осталась в своей старой хате. Огород, куры, пенсия — жить можно. Дети обустроились в городе. Дочка, Дашенька, удачно вышла замуж за стоматолога, уехала в Сочи — живёт, как буржуйка, в трёхэтажном доме. Изредка навещает, но вижу — ей не до моих разговоров. Звонит раз в полгода: «Как здоровье?» — «Нормально». — «Ну ладно, целую!». Трое внуков, а я их только на фотках в «Одноклассниках» вижу.
А Ваня женился на девчонке из бедной семьи — Алёне. Сирота, без образования. Сначала в Ростове квартировали, но денег не хватало — приехали ко мне. Ну а куда деваться?
Алёна, хоть и работящая, но городская. Для неё деревня — как другая планета. Я сразу поняла: не знает, с какой стороны к корове подойти. Но вместо того чтобы объяснить, я злилась. «Дрова носить? Иди таскай!» «Кашу варить? Учись!» Так и меня в своё время воспитывали. Пока она корячилась по хозяйству, я нянчилась с внучкой — умницей Машенькой, вылитым отцом. Души в ней не чаяла, баловала без меры. И чем больше любила внучку, тем строже была к её матери. Теперь стыдно.
Не знаю, я ли виновата, но Ваня с Алёной собрались на заработки в Турцию, а Машу оставили мне. Я не протестовала — прокормим. Но сердце болело: сын уезжает за тридевять земель, да ещё и с женой. Ну а что поделаешь?
Полтора года их не было. За это время я и Маша стали неразлучны. Учила её всему: и песни петь, и грядки полоть. А потом они вернулись, забрали девочку и укатили в город. Меня никто не спрашивал, но разве я могу перечить? Это их семья.
Прошло четыре года. Ваня изредка звонил, давал поговорить с внучкой. Но в гости не собирались. Чувствовала — Алёна дуется. Жила как могла: соседи помогали, но дом ветшал. Крыша текла, а денег на ремонт — кот наплакал. Зимой дыры тряпками затыкала, но толку мало. Старалась не ныть, но тревога не отпускала.
А месяц назад они вдруг нагрянули. Счастливые, довольные, Маша — красавица! Оказалось, в Турции подзаработали, открыли своё дело. Горжусь Ваней — оба моих ребёнка на ноги встали. Но больше всего поразила Алёна. За ужином не умолкала: «Маша всё вспоминает, как вы её учили, как песни пели…» Благодарила так искренне, будто и не помнила, как я с ней строжилась.
Потом мы остались на кухне одни. Я набралась духу и извинилась. Алёна рассмеялась: «Да ладно, тётя Галя, я у вас жизни научилась!» Гостили два дня, надарили подарков и уехали. А наутро подъехали рабочие с кирпичами, цементом. Говорят: «Хозяйка велела крышу перекрыть и забор починить». Ясно — Алёна. Сделали всё на совесть. Хотела их отблагодарить, а они махнули рукой: «Всё оплачено, бабушка!»
Стыдно. Была чёрствой, злой. А оказалось — люди помнят и добрее, чем кажется. Алёна простила, и на душе стало тепло. Теперь знаю: даже в самых сложных отношениях есть место доброте. Жаль только, что не всегда всё заканчивается так хорошо.
