Спасая своё здоровье, я продала дом и уехала в другой город.
На закате лет мне пришлось сделать отчаянный выбор — бросить всё и уехать. Это был не просто переезд, а битва за душевный покой. Судьба преподнесла тяжёлый, но неизбежный удар. Выбора не оставалось.
Мой сын, Игорь, женился поздно, уже после тридцати. Я верила, что его выбор — Катерина — осознанный и крепкий. Со снохой мы жили мирно: без особой любви, но и без ссор. Всё изменилось, когда пара решила сдать свою тесную однушку и перебраться в мой просторный дом в пригороде, доставшийся от родителей. Игорь объяснил это накоплениями на новое жильё. Меня не спросили — просто сообщили: «Мама, мы въезжаем через неделю».
Я промолчала, хотя делить кров с молодой семьёй не планировала. Надеялась, что сын и сноха будут уважать мой покой, и что это временно. Но надежды рассыпались, как песок сквозь пальцы. Катерина мгновенно решила, что теперь здесь хозяйка. Её «правление» ощущалось во всём. Мои кремы исчезали из ванной, вещи перемещались в дальние углы шкафа, а полки, где десятилетиями стояли мои книги, теперь ломились от её сумок и коробок. Кухня стала полем боя. Катя, высокая и статная, расставляла посуду так, что мне, невысокой, приходилось вставать на табурет. Мои просьбы игнорировались, а если я переставляла что-то сама — наутро всё возвращалось на её «законные» места.
Я пыталась говорить, но каждый раз беседа заканчивалась одинаково: Катя жаловалась Игорю, что я затеваю скандалы из-за мелочей. Сын вставал на её сторону, мягко прося «не придираться». Я чувствовала: мой дом больше не мой.
Конфликт достиг предела, когда Катя начала устраивать шумные вечеринки. Раз в неделю приходили толпы её друзей — человек десять, а то и больше. Грохочущая музыка, смех, крики — всё это не стихало до рассвета. Я не могла ни спать, ни отдохнуть. Всё рухнуло, когда я слегла с ангиной. Лежа с температурой, я попросила Катю закончить пораньше. Она кивнула, пообещав «скоро», но гулянка продолжалась ещё три часа. Пришлось самой, шатаясь от слабости, выйти и попросить гостей уйти. Некоторые смутились: «Кать, ты же сказала, что мама спит?» Они быстро собрались, а сноха, бросив на меня ледяной взгляд, ушла за ними.
Той же ночью позвонил Игорь:
— Мам, зачем скандалить? Ну, посидели чуть дольше… Тебе правда так плохо?
Я не сдержалась:
— А тебя вообще интересует моё состояние? У тебя неделя, чтобы съехать. Возвращайтесь в свою квартиру или снимайте новую. Я больше не могу.
Через три дня они уехали. Оказалось, ипотеку уже одобрили, просто ждали документы. Уезжали молча, с каменными лицами, бросая короткое «да» или «нет». Напоследок Катя бросила: «До свидания».
Отношения с сыном начали налаживаться лишь через полгода. Я узнала, что скоро стану бабушкой, и сердце дрогнуло. Искренне радовалась за них, интересовалась, как Катя себя чувствует, и постепенно лёд растаял.
Когда родился внук Алёша, я часто бывала у них, помогая с малышом. Но помощь незаметно превратилась в обязанность. Однажды я сказала, что вечером иду в театр. Катя вспыхнула:
— Мы на вас рассчитывали! Обещали друзьям приехать!
Я попыталась объяснить, что и у меня есть жизнь, но в ответ получила молчание и холод.
Потом началось новое «затишье». Алёша подрос, и его всё чаще привозили ко мне. Без предупреждения, не спрашивая, свободна ли я. Оставляли на день, а то и на выходные, сунув пару тысяч «на продукты» и уезжали. Я поняла: моя жизнь мне больше не принадлежит.
Решение зрело давно, но окончательно оформилось, когда я почувствовала, что задыхаюсь. Продав дом, я уехала в тихий городок в четырёхстах километрах. Теперь между нами расстояние, и оно спасло меня. Видимся редко, но без прежнего напряжения. Игорь и Катя, похоже, наконец повзрослели. А я обрела покой, о котором почти забыла.
